Онлайн книга «Утонувшие девушки»
|
Мэддокс снова взглянул на нее и медленно въехал на территорию лечебницы, затормозив у широкого крыльца. Энджи вдруг охватили сомнения. Она яростно потерла колено. Она очень любила мать, но немного боялась увидеть, во что превратилась Мириам, и опасалась, что у нее самой тоже появились симптомы этого заболевания. Может статься, и на ее горизонте не в столь отдаленном будущем замаячит это бетонное здание за высокой каменной стеной с железными воротами и санитары в белых халатах. – А кто у тебя здесь? – спросил Мэддокс, так пристально глядя на Энджи, что она почувствовала себя голой. – Это личное, – отрезала она и взялась за ручку двери. – Буду через полчаса. – Не торопись, если нужно. – Успею. – Хлопнув дверью, Энджи, не оглядываясь, взбежала по лестнице к двойным дверям. Медсестра провела ее в просторное помещение, где столы и стулья были составлены группами. Одни пациенты ерзали на месте и что-то бормотали, другие сидели неподвижно, совершенно уйдя в себя. У стены стоял санитар, наблюдая за подопечными. Возле одного из окон неярко мигала огоньками рождественская елка. – Вон миссис Паллорино, в эркере, – сказала медсестра, указав на сгорбленную фигуру, сидевшую без движения в плетеном кресле-качалке и рассматривавшую в темном стекле собственное отражение. Обмерев, Энджи повернулась к медсестре: – Почему моя мать здесь, а не в отдельной палате? У нее же там привычные вещи! – К сожалению, когда она в первый раз осталась одна, с ней случился припадок. Это бывает – незнакомая обстановка, новая комната, недоумение, где она и кто вокруг. Пока она побудет под наблюдением. – Медсестра помолчала. – Ваша мама на сильных седативных препаратах, мисс Паллорино. Сознание у нее сейчас не очень ясное, но знакомое лицо должна узнать. Однако, если она вдруг начнет проявлять беспокойство, пожалуйста, тихо отойдите и подзовите санитара. – А кто решает, какие препараты и сколько колоть? – Лечащий врач после консультации с ближайшими родственниками. Муж миссис Паллорино уехал совсем недавно. Глубокое волнение, к которому примешивалось болезненное чувство вины, ударило Энджи под ложечку с такой тупой силой, что у нее перехватило дыхание. Некоторое время она пыталась отдышаться. – Спасибо, – сказала она и медленно пошла к окну. Пробитые сединой волосы Мириам стали пастельно-оранжевыми, а не густого пшеничного цвета, как раньше. Белый махровый халат висел на костлявых плечах. Лицо без привычного макияжа казалось сухим и морщинистым. За двое суток мать словно постарела на несколько десятилетий. – Мама? Мириам начала раскачиваться в кресле все быстрее и быстрее. Энджи подтянула поближе табурет и присела. – Ма-ам, как дела? – улыбнулась она. Перестав качаться, мать вгляделась в Энджи, словно не узнавая. Взгляд у нее блуждал, действительность мешалась с фантазиями. – Ты кто? – спросила мать слегка заплетающимся языком. – Мы знакомы? – Я Энджи. – Энджи? – Мать недоуменно нахмурилась. Затем медленная, печальная улыбка сморщила щеки: – У меня когда-то была маленькая дочка по имени Энджи. Прелестная малышка, чудесный ребенок. А потом ее… не стало. – Застонав, она снова принялась раскачиваться. Лицо исказилось, пальцы вцепились в подлокотники. Стон становился громче, а качания все сильнее. Энджи подалась вперед и накрыла руку Мириам своей ладонью, замедлив движения кресла. – Мам, все в порядке, я здесь. – Ее вернули ангелы. Ей еще не пришел срок, вот они ее и вернули. – Кого? Ты о ком говоришь, мам? – Об Энджи. Стылый ужас холодной струйкой просачивался внутрь. – Какой срок-то не пришел? – спросила Энджи. – Ну предел жизни. Ангелы ошиблись – ей еще рано было уходить к Господу, вот ее и вернули… – Мириам перестала раскачиваться. – В Италии, в сочельник. Я тогда пела в большом соборе… Такой красивый собор… Вот что значит предопределение… – Прикрыв глаза, мать тихо запела молитву, странно знакомую, хотя Энджи не понимала откуда. От страха у нее зашевелились волосы. – О каком соборе идет речь? – Шел снег, – тихо продолжала Мириам. – Ее нашли в ангельской колыбели, как божественного младенца в яслях… – Мам, погляди на меня, пожалуйста. Мать открыла глаза, и в них мелькнуло недоумение: – Кто ты? Я… я тебя знаю… Энджи нежно улыбнулась, однако сердце учащенно билось, и кожа стала липкой от пота. – Я тебя тоже знаю, – сказала она, сжав мамины руки. – Напомни, кто ты? – спросила она для проверки. Мать немного посидела, задумавшись. – Я – мама Энджи. У меня прелестная малютка. Энджи была тронута до глубины души. – Все верно. – А ты ее знаешь? – Знаю. Мириам успокоилась и словно ушла в себя. Лицо стало безмятежным. Закрыв глаза, она снова запела мягким меццо-сопрано: – Ave, Maria, gratia plena… Энджи сглотнула, не понимая, почему от ужаса сжимается сердце. Мать снова начала медленно раскачиваться. – Dominus tecum… – Мам! – Benedicta tu in mulieribus… – Мама! – Et benedictus fructus ventris… Энджи охватила паника. Нужно бежать отсюда. В ушах снова зазвучал женский голос. Женщина кричала на каком-то чужом языке, однако Энджи ее почему-то понимала: – Утекай, утекай! Вскакуй до шродка, шибко! Шеди тихо! – Я… я еще вернусь, – сказала Энджи, ища глазами выход. – Я приеду, как только смогу. В следующий раз тебе уже будет лучше. – Нагнувшись, она быстро поцеловала мать в щеку и чуть не бегом кинулась к двери. Что за черт? Мэддокс ждал ее на парковке «Маунт Сент-Агнес» с работающим мотором. Рванув пассажирскую дверь, Энджи плюхнулась на сиденье. – Спасибо, что дождался, – буркнула она. – Господи, ты меня напугала! – засмеялся он. – Я и не увидел, как ты подошла. Думал, ты вон оттуда появишься. Энджи пристегнулась, не глядя на него. – Все нормально? Энджи вытерла рот. – Да, все отлично. – Она повернулась, скроив деловую мину: – Собаку отвез? Мэддокс пристально смотрел на нее. Энджи почти с вызовом выдержала оценивающий взгляд. Что-то невысказанное нарастало между ними. Наконец Мэддокс ответил: – Отвез. И тронул машину с места. По дороге в отделение он сказал: – Мне только что звонил Базьяк. Лео и Хольгерсен нашли квартиру Хокинг – там все чисто. |