Книга Зиска. Загадка злобной души, страница 18 – Мария Корелли

– Вы никогда не были внутри?

– Никогда. – И Фалкворд понизил голос: – Взгляните вон туда, вверх; вон тот зверь, что никого не впускает внутрь!

Джервес проследил за его взглядом и увидел позади резной кованой решётки одного из окон тёмное, морщинистое лицо и два сверкающих глаза, которые даже на расстоянии имели, или казалось, что имели, какое-то зловещее выражение.

– Это самый мерзкий представитель нубийцев, какого я видел, – заметил Фалкворд. – Выглядит, прямо как оживший труп.

Джервес улыбнулся и, заметив длинную ручку для звонка в воротах, резко дёрнул её. В тот же миг появился нубиец – вид его полностью отвечал описанию лорда Фалкворда. Подобная пергаменту кожа его лица имела изжелта-чёрный оттенок и морщилась тысячами складок; губы его были голубоватыми и растягивались в обе стороны, обнажая жёлтые зубы в подобии какого-то застывшего оскала, в то время как яркий блеск его глаз казался таким яростным и пламенным, что напоминал глаза какого-то дикого зверя, жаждавшего добычи.

– Мадам принцесса Зиска, – начал Джервес, обращаясь к этому неприглядному субъекту с намеренным безразличием к его уродству.

Оскаленные губы нубийца растянулись ещё шире в стороны, когда грубый, рычащий голос потребовал:

– Votre nom? ²¹

– Арман Джервес.

– Entrez! ²²

– Et moi? ²³ – спросил Фалкворд с примирительной улыбкой.

– Non! Pas vous. Monsieur Armand Gervase, seul! ²⁴

Фалкворд покорно пожал плечами; Джервес оглянулся на него, прежде чем перешагнуть порог таинственной обители.

– Мне жаль, что вам придётся возвращаться обратно в одиночестве.

– Не волнуйтесь, – добродушно сказал Фалкворд. – Я знаю, что вы пришли по делу. Вы будете писать портрет принцессы; и я надеюсь, этот уважаемый старый грубиян знает, что я ничего иного не желал, как только взглянуть на его хозяйку и поинтересоваться, из какого она теста.

– Из какого она теста? – повторил Джервес с удивлением. – Вы думаете, она не из того же теста, что и прочие женщины?

– Нет, не могу сказать, что это так. Она кажется мне вся огонь и дым с глазами в середине, знаете ли. Ох, я такая задница – всегда ей был, – но такое уж впечатление она на меня производит. Та-та! Желаю вам приятно провести утро!

Он поклонился и ушёл прочь, и Джервес замешкался ещё на одно мгновение, прямо глядя на нубийца, который ответил ему таким же пристальным взглядом.

– Maintenant? ²⁵ – начал Джервес.

– Oui, maintenant ²⁶, – отвечал эхом нубиец.

– La Princesse, ou est elle? ²⁷

– La! – и нубиец указал вниз, на длинный, мрачный проход в конце которого, казалось, светились зелёные пальмы и другая листва. – Elle vous attend, Monsieur Armand Gervase! Entrez! Suivez! ²⁸

Медленным шагом Джервес вошёл внутрь, и огромная дверь, подобная двери в склеп, захлопнулась за ним с тяжёлым лязгом. Целый длинный, яркий день миновал, а он так и не появился вновь; ничьи человеческие шаги не пересекли одинокой улицы, и ничего не было видно там до самых прохладных часов, кроме длинных, чёрных теней на мостовой, которые становились всё длиннее и чернее с приближением вечера.

Внутри дворца принцессы Зиска царила странная тишина. Каким бы образом ни было поставлено ведение домашнего хозяйства, но оно выполнялось, очевидно, с совершенной бесшумностью, поскольку ни единого звука не нарушало крайнего спокойствия обстановки. Сама принцесса, одетая в белое платье, которое плотно облегало фигуру, подчёркивая совершенные очертания её форм, стояла в ожидании своего гостя в комнате, которая представлялась довольно пёстрой для глаз, благодаря изобилию изысканно подобранных и гармоничных цветов, и в равной степени производила впечатление на разум, напоминая скорее о прошлом, чем о настоящем. Причудливые музыкальные инструменты, бывшие в моде тысячу лет назад, были развешаны по стенам или лежали на полках и столах, но никаких книг, подобных производимым современностью, не было видно; только связанные свёртки папирусов и любопытные маленькие глиняные таблички, исписанные таинственными иероглифами. Цветы украшали каждый угол – многие из них представляли собой странные расцветы, которые ценитель провозгласил бы неизвестными в Египте: пальмы, папоротники и растения всех мастей склонялись вдоль стен в изящном изобилии, и из решётчатых окон свет проникал сквозь цветные квадраты, создавая нечто вроде эффекта радуги в комнате, словно это была сцена из сна, а не реальность. Но ещё более похожей на сон, чем всё окружение, была та женщина, что ожидала приближения своего гостя, устремив взгляд на дверь, – пламенный взгляд, исполненный такой горящей настороженности, которая, казалось, воспламеняла сам воздух. Взгляд ястреба на добычу, взгляд голодного тигра во тьме таил в себе меньше ужасающего смысла, чем взгляд принцессы Зиска, когда она внимательно вслушивалась в приближавшиеся шаги по внешнему коридору, которые сообщили ей о том, что Джервес был уже рядом.

– Наконец-то! – прошептала она.

В следующий миг нубиец распахнул дверь настежь и объявил:

– Монсеньор Арман Джервес!

Она приблизилась со всей удивительной грацией, которая так отличала её, протянув обе тонкие, мягкие ручки. Джервес поймал их в свои и горячо поцеловал, в то время как нубиец удалился, закрыв за собой дверь.

– Добро пожаловать, монсеньор Джервес, – сказала затем принцесса с размеренной неторопливостью, которая была приятна и одновременно успокаивала слух. – Хорошо ли поживают все дорогие англичане в «Джезире Палас»? Леди Фалкворд не слишком ли утомлена после её усилий на балу? А вы?

Но Джервес пристально смотрел на неё в молчаливом смущении разума, слишком значительном для слов. Неожиданная, необъяснимая эмоция овладела им – эмоция, для которой он не смог бы подобрать названия, но которая одурманивала его и заставляла хранить молчание. Была ли это её красота, что так ослепляла его чувства? Был ли это некий тонкий аромат в комнате, что пробуждал смутные блуждания воспоминаний? Или что же это было, что представлялось ему таким странно знакомым? Он переборол себя и наконец высказал вслух свою мысль: