Онлайн книга «Лето на Меркурии»
– А что, еще не спрашивали? – Нет, – отмахнулись они, хватаясь за учебники. – К доске пойдет… – задумчиво проговорил физик. Класс замер. Я давно заметила – вот в такие секунды тишина бывает самой полной, глубокой, ничем не нарушаемой. Все замирают, склоняются над партами и тупо таращатся в заданный на дом параграф. Смысл его не очень-то доходит, особенно не запоминаются формулы, но есть наивная надежда, что в памяти отложится хоть что-то. – Так, тема сложная, думаю, надо спросить кого-нибудь из мальчиков, – сказал тем временем физик. И опять уткнулся в журнал. Девчонки облегченно вздохнули. А он объявил: – Смирнов. По классу снова пронесся облегченный вздох, но обрадовались мы рано, потому что Смирнов встал и честно сказал: – Я не готов. – Два, – в том же телеграфном стиле ответил Жак и нарисовал в журнале закорючку. – Тогда к доске пойдет… Я боялась, что вызовут Ромку. Вряд ли он физику выучил, учитывая все вчерашние события… И мне почему-то жутко не хотелось, чтобы он вот так же, как Смирнов, стоял дурак дураком и говорил, что не готов. – Крохин. Крохин, в отличие от Смирнова, не просто встал, но и прошел к доске. – Сме-е-ертник, – пронеслось по рядам. – Ни пуха! – донеслось откуда-то с задних парт. Но, как оказалось, снова напрасно – Крохин помялся-помялся, да и пошел себе восвояси. – Вижу, мальчики что-то нас подводят, – хитро усмехнулся Жак. – Придется позвать на помощь девочек! Парни, надо сказать, нисколько не расстроились, наоборот, облегченно вздохнули. А мы снова уткнулись в учебники, глаза судорожно забегали по странице… Не раз уже замечала: за какие-то доли секунды каким-то шестым или седьмым чувством обычно понимаешь – тебя. – Антипова! Уже вставая, последний взгляд на страницу. Тревожный шепот Ирки: – Знаешь? Отвечать уже некогда. Проходя мимо первой парты, я услышала ободряющий шепот Светки с Ольгой: – Подскажем! Это утешает, но, в принципе, я справилась и так: «четверку» законную получила. И когда после урока мы толпой выходили из класса, Орещенко тихо сказал: – Молодец, – и тут же стал остервенело проталкиваться к выходу. А я так и осталась с раскрытым ртом. Как будто не по физике ответила, а экзамен по высшей математике сдала! Да и вообще день прошел вполне мирно, напрасно я боялась – никто на меня косо не смотрел, не лез с вопросами. Только перед физрой случился казус. Когда мы пришли в раздевалку, там еще были ашки. Счастливые, у них физра уже кончилась… Я, как обычно, спряталась в угол за вешалку – никогда не могла заставить себя переодеваться на виду у девчонок. – Ну, как там у вас Яблоков? – услышала я из своего угла, высунулась и увидела Олеську Петренко – самую отвязную девчонку из «ашек». – Нормально, – откликнулась Юлька Дроздова. – Нас он больше любит! – Ну да, – усмехнулась Олеська. – Куда нам против тебя. – Ты что это? – вдруг толкнула меня Ирка. Я обнаружила, что вылезла из-за вешалки и стою посреди раздевалки с колготками в руках, не сводя взгляда с болтающих девчонок. – Ревнуешь? – не отставала она. Я смутилась и отошла к стене: – Нет, что ты. – Что у него за жена! – продолжала тем временем Петренко. – Такому мужику рубашки погладить не может! И тут уж я не выдержала, снова вылезла из-за вешалки: – Какое ваше дело? Только и знаете в грязном белье ковыряться! – Да, и постирать рубашки тоже не мешало бы, – невозмутимо кивнула Олеська. – Да что вы вообще понимаете, – отмахнулась я. – Ой, конечно, ты-то про своего любимого историка все понимаешь! – Я его как человека и личность уважаю, – твердо сказала я. – Не то, что вы… – Да конечно, рассказывай! Короче, мало мне было вчерашнего скандала, так еще и сегодня в новый ввязалась. Ну что я за человек такой, а? А когда мы с Иркой снова драили коридор, на этот раз заключительно – после уроков – я снова встретилась с Лешкой. – Ты чего опять так поздно? – осведомилась я, орудуя шваброй. – Давай домывай быстрей, по дороге расскажу, – заговорщицки оглянулся он. – Умный какой – домывай! Хочешь быстрее – помогай. – Ну давай швабру, – на удивление быстро согласился он. – А швабры у нас лишней нету, – развела руками я. – А может, ну его? – выдвинул рациональное предложение Леха. – И так чисто! – Ирка, слышишь? – с сомнением оглянулась я. – И так, – без промедления согласилась подруга. Оглядевшись и не заметив поблизости никаких заинтересованных лиц, мы досрочно свернули поломоечную деятельность и, не привлекая внимания, тихо разошлись по домам. – Ну колись, – сказала я по дороге. – Чего опять натворили? – Ты только никому, – дежурно предупредил Леха. – Обижаешь! – Короче, приходим мы сегодня, смотрим – лужи нет, а стулья стоят на своих местах. Миха предположил, что Елена до сих пор сидит в классе, не зная, что лужа высохла, и питается цветами из горшков и мелом, но ее там почему-то не оказалось. А вскоре появилась бригада сварщиков! – торжествующе объявил он. – И что? – не разделила его восторга я. – Да ты что! – возмутился Леха. – Сварщики – это же выдающиеся люди! Температура сварки две тысячи градусов, поэтому они рано уходят на пенсию. На руках сохнет кожа, устают глаза, так что сварщики – люди нервные и раздражительные. Поэтому они все время матерятся. – Что? – возмутилась я. – Мы сами слышали, в столовой. Обычно-то варили во время уроков, чтобы никто не видел, и мы смогли как следует рассмотреть их только в столовой. Они сидели в грязных спецовках и матерились. – А я ничего такого не видела, – удивилась я. – Просто наши столы рядом стояли. Ну так вот. Миха Бондаренко увидел провода, сказал, что они хотят взорвать школу, и решил им помешать. На следующей перемене мы спрятались за угол аппендикса и увидели, как невеселые сварщики тащатся с двадцатикилограммовым мотком провода, разматывая его на ходу. Мишка подождал, когда они отойдут подальше, наступил на провод, а потом потянул на себя. Скоро из-за угла показался сварщик. Увидев Миху, он сказал: «Не балуйся» и обматерил его. |