Книга Странствия шута. Книга 2. Сага о Фитце и Шуте, страница 137 – Робин Хобб

– А я позабочусь о лошадях, – отозвался я.

Нелегко было сражаться окоченевшими пальцами с задубевшей на морозе сбруей. Лошади встали рядом, чтобы было теплее. К тому времени, когда я расседлал их и устроил на ночлег, из-под двери в хижину пробился слабый свет. Я набрал еще ведро воды и направился в хижину, перебросив седельные сумки через плечо. Внутри хижина оказалась безыскусным, но по-своему уютным убежищем. Дощатый пол, каменный очаг у стены. Риддл развел огонь, и пламя как раз хорошо разгорелось. Мебель была простая – стол, два стула, деревянный топчан, занимавший немалую часть комнаты. На полках – два горшка, в которых можно было готовить. Фонарь. Две глиняные чашки и две миски. Рядом с хижиной пастухи оставили хороший запас дров. Я сходил к стогу и безжалостно уволок немалую его часть, чтобы застелить топчан. Риддл тем временем согрел воды в одном из горшков.

Мы почти не разговаривали, занимаясь каждый своим делом. Словно вернулись в прошлое, к тем отношениям, что связывали нас когда-то и не требовали слов. Он заварил чай. Я распределил сено по топчану, пододвинул к очагу стул и сел. Чтобы наклониться и стащить сапоги с онемевших от холода ног, потребовалось немало усилий. Медленно-медленно тепло от огня заполнило хижину и стало просачиваться в меня. Риддл сдул пыль с чашки и налил чаю. Я взял ее. Лицо саднило, мышцы задубели на морозе. И это – расплата за один-единственный день скачки по холоду. А что же пришлось пережить моей девочке? Жива ли она еще? Нет, нельзя даже подпускать к себе такие мысли. Персивиранс видел, как ее увозили в санях, укутанную в меха и одеяла. Они считают ее сокровищем и заботятся о ней.

И за это я убью их всех. Мысль о мести согрела меня куда лучше, чем огонь и чай.

Снаружи раздался стук копыт. Лошади ехали упрямой рысью. Я с трудом поднялся и разогнулся, но Риддл уже подошел к двери и распахнул ее. В свете его фонаря я увидел, как на поле медленно выехал Лант. Персивиранс уже слез с лошади.

– Ужасно выглядишь, – сказал Риддл Ланту вместо приветствия.

Тот не ответил, но глухо застонал от боли, когда его нога коснулась земли.

– Иди в хижину. Погрейся у огня. – Риддл взял поводья его лошади.

– Давайте я, господин, – вызвался Персивиранс, и Риддл с благодарностью передал ему поводья и фонарь.

– Помочь? – спросил я, стоя в дверях, хотя одна мысль о том, чтобы снова натянуть сапоги, приводила меня в ужас.

– Нет. Спасибо, господин. – Персивиранс отвечал с ледяной вежливостью.

Мальчишка злится на меня. Ну и ладно. Он увел всех трех лошадей в укрытие.

Лант медленно подковылял к хижине. Я отошел, пропуская его. Он шел на негнущихся ногах, его лицо было белым с красными пятнами от холода и боли. Не глядя на меня, он вошел и сел на стул подле очага. Риддл пододвинул ему свою чашку чая, и Лант молча принял ее.

– Напрасно ты не повернул назад, – сказал я ему.

– Возможно, – резко сказал он. – Но уважение Чейда для меня много значит.

Тут не поспоришь. Когда вернувшийся Персивиранс отряхнул с сапог снег, Риддл уступил ему второй стул. Ворона была с мальчиком. Она слетела с его плеча на стол, распушила перья, пригладила их и затихла. Я заново наполнил свою чашку чаем, и Пер взял ее у меня, пробормотав «спасибо» куда-то в пол.

– Пить! – потребовала Пеструха. – И жрать, жрать, жрать, жр-рать!

Мы с Риддлом позаботились о еде в дорогу, не слишком обременяя себя лишним грузом. Я взял припасов только на себя. Лант не взял вообще ничего – вероятно, думал, что мы будем ночевать на постоялых дворах. Персивиранс прихватил зерно для лошадей.

– Мой папаша всегда говорил: «Позаботься сперва о своем коне, он-то тебя вынесет, а ты его нести не сможешь. И не брезгуй и сам сварить себе его овса. Потому что, если для тебя этот овес слишком грязный, не надо и лошадь им кормить», – заявил Пер, выложив на стол небольшой мешочек после того, как я достал вяленое мясо и несколько сморщенных яблок.

«Баррич сказал бы, что твой отец все понимал правильно и ты молодец», – подумал я.

Риддл только головой покачал, глядя на мою скудную снедь, и достал из своих седельных сумок каравай кисло-сладкого черного хлеба, большой ломоть сыра, добрый кус ветчины и мешочек чернослива. Нам двоим этого хватило бы с лихвой, но и для четверых вышел неплохой ужин. Пеструха охотно удовольствовалась обрезками и очистками. Я заварил свежий чай и, пока Пер и Лант расслабленно отогревались у огня, принес еще дров, чтобы хватило на всю ночь.

Когда я вернулся, все уже зевали.

– У нас есть планы на завтра? – устало спросил Риддл.

– Встать рано. Отправиться в путь. Найти Би и Шайн. Убить тех, кто их похитил. Вернуть девочек домой.

– И это план? – спросил Лант, не в силах поверить.

– Исходя из того, что известно, ничего лучшего я не могу, – сказал я.

Риддл кивнул и подавил отчаянный зевок. Пер уже клевал носом у очага. Я забрал кружку из его обмякших рук.

– Иди спать, – сказал я ему. – Завтра будет новый день.

Зевнув, он встал и проковылял к топчану. И заснул мгновенно, так и не сняв башмаков.

– Как рана, Лант? – спросил я.

– Ноет, – пробормотал он. – Все по-прежнему ноет. Я чувствовал себя усталым, когда отправился в путь. Теперь от меня и вовсе ничего не осталось.

– Это не твоя вина, – сказал я. – Ты ведь так и не поправился. Будь Чейд в уме, он бы не послал тебя со мной. Тебе нечего стыдиться. Тебе необходим отдых, так что отдыхай.

Почему я стал утешать его? Сперва я сам не понял, но потом меня осенило. Чувство вины. Он чувствовал себя виноватым за то, что не сумел защитить Шайн, когда ее похищали, а теперь чувствует еще большую вину из-за того, что почти ничем не может помочь спасти ее. Завтра ему будет еще хуже. Вот он встал со стула, покачнулся, сделал два неловких шага в сторону, восстановил равновесие и поковылял к топчану. Лег, завернулся в плащ и затих.

– Фитц? – еле ворочая языком, спросил Риддл.

– Мне жаль, – солгал я, поднимаясь на ноги.

Я успел подхватить его и осторожно опустить на пол. Взяв под мышки, подтащил ближе к огню. Расстегнул на нем плащ и хорошенько закутал. Риддл изо всех сил пытался держать открытыми слипающиеся глаза.

– Позаботься о Ланте и мальчике, – сказал я ему. – Этим ты лучше всего поможешь мне. Мне, быть может, придется сделать такое, что лучше делать одному. Не переживай из-за этого. Ты же знаешь, я всегда был коварным изменником и ублюдком.

– Фи-и-и-итц… – протянул он через силу, прежде чем его веки опустились.

Я тяжело вздохнул.

– Ох, Фитц! – каркнула Пеструха. Мне послышался в ее голосе упрек.

– Я делаю то, что должен, – сказал я. – И тебя я тоже с собой не возьму.

Я улегся на пол рядом с Риддлом, прижавшись спиной к его спине и укрыв нас обоих своим плащом. Спать я не собирался. Не мог позволить себе такой роскоши. Я хотел только отдохнуть, пока не прогорит полено, которое я поставил в очаге торчком.