Книга Мечта для нас, страница 28 – Тилли Коул

Мама тоже смотрела на бар.

– Кто это был? – поинтересовалась она, заводя мотор.

– Кромвель Дин.

У мамы округлились глаза.

– Новый сосед по комнате твоего брата?

– Ага. Еще он мой партнер на занятиях по композиции.

А еще я постоянно думаю об этом парне с тех пор, как увидела его в музыкальном классе. Этот человек за пару секунд превратил мою музыку в нечто захватывающее. И он сидел рядом со мной и слушал концерт классической музыки, а потом нес мою корзину.

Кромвель Дин был для меня настоящей загадкой.

– Ну что же, – протянула мама. – Он довольно интересный.

– М-м-м…

– Итак, как прошел концерт?

– Потрясающе.

Я сделала глубокий вдох: дышать было тяжело, и я потерла грудь.

– С тобой все в порядке? – всполошилась мама. – Очень устала? Ты же не перенапрягаешься, правда?

Я улыбнулась:

– Все отлично, я просто немного устала. Долгая выдалась неделя.

Мама ничего на это не ответила, только сжала мою руку.

– Может, тебе стоит посидеть дома еще недельку?

Именно так мне и следовало поступить. Но…

– Я вернусь к учебе со среды.

Ни за что не упущу возможность поработать на пару с Кромвелем. Я и так уже страшно отставала от остального класса. Хотя, по правде говоря, мне просто хотелось увидеть, станет ли Кромвель снова заниматься музыкой. Я словно зависла в шаге от пропасти и ждала, сверкнет ли его гений снова.

– Хорошо, золотце, только не перенапрягайся.

– Не буду.

Мы тронулись с места, и уже через десять минут я вошла в свою комнату. Сил совершенно не осталось, кровать так и манила, но вместо того чтобы лечь спать, я села за электропианино.

На пюпитре остался листок с нотами, исправленный Кромвелем. Я надела наушники, положила руки на клавиши и начала играть исправленную мелодию, как делала всю неделю. И моя душа снова наполнилась радостью, потому что музыка была прекрасна. Пальцы танцевали над клавишами, словно у них не было иного выбора кроме как повторять мелодию, созданную Кромвелем.

Музыкальный отрывок слишком быстро закончился. Я сыграла его шесть раз, пока совершенно не выбилась из сил, потом провела кончиками пальцев по листку с нотами и невольно покачала головой. Вероятно, для Кромвеля это так естественно – создавать шедевры.

Он думал, я не заметила, как он исправил нотную запись, но я все видела. Я наблюдала, как он боролся с собой, прежде чем коснуться оставленного листка.

У него подрагивали пальцы, взгляд метался от меня к листку, а потом некое отчаянное желание взяло верх. То же желание двигало им в музыкальном классе той ночью. Пока он вносил исправления, на его лице появилось такое странное выражение… потом он отшвырнул ручку и ноты на стол, словно держал в руках раскаленные угли.

Сняв наушники, я легла в постель и стала проигрывать в памяти сегодняшнее выступление оркестра. Потом вспомнила, как Кромвель сидел на траве рядом со мной, и покачала головой. Все случившееся казалось наваждением, сном.

На память снова пришел взгляд, которым Кромвель смотрел на пианистку.

Его руки дрожали.

А потом его лицо стало на удивление умиротворенным.

Как смешно он морщился, когда я дала ему конфету…

Я улыбнулась.

– В кофейню сегодня не пойдем?

Кромвель выглядел озадаченным, когда я повела его в аудиторию для занятий музыкального отделения. Пришло время нам по-настоящему взяться за работу.

Я приложила удостоверение к электронному замку класса, который заранее забронировала. Кромвель замер у двери, а я прошла к столу в центре комнаты. В углу стояло пианино.

Я достала блокнот, чистые нотные листы и карандаши, стараясь не обращать внимания на головную боль. Наконец я вытащила из сумки бутылку воды и сделала несколько больших глотков.

Кромвель плюхнулся в кресло рядом со мной. Вид у него был такой, словно его силком приволокли в пыточную камеру. Он принес с собой ноутбук. Я достала лист с нотами, которые он исправил в кафе на прошлой неделе. Кромвель взглянул на него и вздохнул, дав понять, что недоволен.

– Мне нравится. – Я коснулась листка кончиками пальцев и посмотрела Кромвелю в глаза. – Получилось прекрасно, а ведь тут всего несколько тактов. – Я не собиралась скрывать, что преклоняюсь перед его талантом. Он и так это знал: моя реакция на его игру две недели назад говорила сама за себя. Кромвель написал всего несколько тактов второпях, а получилась захватывающая дух музыка. Я улыбнулась и постаралась сделать нейтральное выражение лица. – Думаю, это отличное начало.

Кромвель мрачно смотрел на столешницу.

– О чем ты думал? – спросила я, постукивая по листку с нотами. – Когда записывал это?

– Ни о чем, – ответил Кромвель. Он снова вел себя как тогда, в самом начале нашего знакомства, когда отказывался нормально общаться. Однако после того, как я услышала его игру, мне хотелось верить, что я найду к нему подход.

– Значит, ты просто прочитал мои ноты и?.. – подсказала я.

Кромвель заложил руки за голову.

– Не знаю.

– Не знаешь? – переспросила я.

Он покачал головой, но по глазам было видно: врет.

– Ты бледная, – брякнул он вдруг ни с того ни с сего.

– Я всегда бледная.

– Нет. Бледнее обычного.

– Я болела, Кромвель. Болезнь, знаешь ли, не красит.

– В твоей музыке не было ничего нового, – выпалил он, резко меняя тему разговора.

У меня ушла секунда, чтобы сообразить, о чем он говорит. Я открыла было рот, чтобы что-то ответить, но в животе больно кольнуло, и я не смогла издать ни звука.

– Твоей музыке не хватало глубины, – продолжал Кромвель. Он говорил тихо, сквозь зубы, и это несколько смягчало критику. Казалось, юноше ужасно не хочется разносить в пух и прах мою кропотливую работу, не хочется давать ей оценку. – Ноты дополняли друг друга не идеально, можно было бы сделать лучше.

– Проще говоря, я написала плохую музыку, – подытожила я и усмехнулась, чтобы не показать, как расстроили меня его слова.

– Не плохую, просто… обычную. – Сказав это, Кромвель поморщился.

Я уставилась на него, уговаривая себя не вести себя по-детски и не обижаться. Получалось плохо. Я судорожно втянула в себя воздух.

– Ладно.

Я оглядела класс и встала. Мне требовалась минутка, чтобы успокоиться. Ноги сами понесли меня к пианино. Я села на табурет и подняла крышку.

Мои пальцы погладили клавиши. Я закрыла глаза и заиграла первое, что пришло на ум: сочиненный мною музыкальный отрывок. Закончив, я заиграла исправленную Кромвелем версию.