Книга Моя сестра Роза, страница 62 – Джастин Ларбалестьер

Она идет дальше, срывается на бег. Я не отстаю. Она ускоряется. Я тоже. Я не могу не думать о том, как мы бежали здесь с Соджорнер, хотя Лейлани бежит гораздо медленнее. Мы добегаем до самого конца острова, до пристани, где можно сесть на кораблик до статуи Свободы. Я еще не видел ни одной нью-йоркской достопримечательности. Я даже не поднимался на Эмпайр-стейт-билдинг.

Лейлани валится на скамейку. Я сажусь рядом. – Хоть притворись, что задыхаешься, дурень.

Я высовываю язык и дышу громко, как собака. Она слабо толкает меня в плечо.

– Надо снова начать бегать. Раньше я бегала. Вероника мне изменила.

– О боже. Это паршиво. Как ты узнала?

– Она спьяну рассказала мне вчера вечером, когда я пришла в «Кофе Нуар» вытаскивать оттуда ее задницу. Надо было бросить ее там. Нет, ты только представь, какая она дура. Знаешь, с кем она переспала? С режиссером той экспериментальной пьесы. Она даже роль не получила! И говорит мне: «Но это ведь ничего не значит». Я притворилась, что для меня это тоже ничего не значит. Но я чувствую, что это… – она прижимает руку к сердцу, – что это много значит. Я думала, мы с ней много значим друг для друга.

– Хоть она и дура?

– Мы все несовершенны. Но, конечно, быть дурой хреново. Я ее брошу. Но я‐то ведь думала, что, может, мы с ней всегда будем вместе. Как предки. Любят друг друга со школы. Глупо, правда?

Я качаю головой. Я тоже порой мечтаю примерно о том же. Родоки любят друг друга. Каково это – быть вместе с кем‐то много лет подряд и с каждым днем все сильнее любить друг друга?

– Может, они и ужасные родители, зато они идеальная пара. До сих пор влюблены. Мне бы хотелось быть такой же. Но только я не буду плохим родителем.

Я и не заметил, что Макбранайты плохие родители.

– Они просто ужасны, Че. С трудом помнят, что у них вообще есть дети. Если у нас проблемы, они забрасывают нас деньгами, но никогда не проводят с нами время. И никогда этого не делали. Нас вырастила бабушка. Когда она умерла, стало просто ужасно. Двойняшки едва оправились. Мне пришлось самой возвращать их к нормальной жизни. Теперь я их воспитываю. Они приходят ко мне в постель, когда не могут заснуть. Я мирю их, когда они ссорятся. Я одна их люблю, потому что предкам на них совершенно плевать.

– Я уверен, что это не…

– Может, человек способен только на один вид любви? Если ты до безумия любишь своего партнера, то не можешь быть хорошим родителем. А если ты хороший родитель, то не способен влюбиться. Потому что у тебя на первом месте дети, а не партнер. Твои предки тоже до соплей влюблены друг в друга? А вас с Розой они при этом любят? Потому что наши нас точно не любят.

Она говорит о том, что меня страшит чуть ли не больше всего на свете. Я не хочу отвечать, потому что да, я не думаю, что они меня любят. Не так сильно, как друг друга.

– Что за бред. Это не я. Я не рассказываю незнакомым людям о своих бедах. Никогда.

Я с удивлением понимаю, что меня это задело. Мы знаем друг друга всего несколько недель, но кажется, что знакомы гораздо дольше. Я думал, мы доверяем друг другу.

– Я не совершенно незнакомый тебе человек. Скорее отчасти незнакомый.

Лейлани фыркает, готовая рассмеяться своим ужасным смехом, и прикрывает рот ладонью.

– Я не смеюсь при отчасти незнакомых мне людях. Интересно, почему я тебе доверяю?

– Может, все дело в моем честном, усыпанном прыщами лице простого, вскормленного кукурузой фермерского сынка?

– Заткнись. Я никогда ничего не говорила про твои прыщи. Ты будешь использовать против меня все мои слова?

– Я решил, что это забавно. Никогда в жизни не бывал на ферме.

– О боже. А я бывала. Там ужасно.

– Я тоже тебе доверяю, Лейлани. И считаю тебя своим другом.

– Ты и есть фермерский сынок. Весь такой доброжелательный и уравновешенный. Естественно, ты считаешь меня своим другом. Черт, – вдруг осекается она. – Это ведь ты мне позвонил. Роза. Ты хотел поговорить о своей жуткой сестрице.

– Психопатке-сестрице, – говорю я.

– Это как‐то чересчур. – Лейлани явно готова рассмеяться. – Она не похожа на серийного убийцу. Она ведь ребенок и все такое.

– Психопатия не означает, что человек обязательно станет серийным убийцей. Большинство психопатов никого не убивают.

Лейлани внимательно смотрит на меня:

– Ты серьезно?

Она наклоняется ко мне, складывает руки поверх сумки и внимательно слушает, пока я рассказываю о Розе.

– Сеймон просто боготворит Розу.

– Розе нравится, когда ее боготворят. – Я никогда не говорил об этом с кем‐то, кто бы мне верил. Когда я впервые рассказал о Розе Джорджи, она расхохоталась. Она решила, что я шучу. Даже теперь она думает, что я шучу. Но Лейлани все понимает.

– Сеймон этого не видит.

Я киваю:

– Но ты видишь. И Майя тоже. Большинство людей не видят. Они видят только обаятельную девочку.

– Такую же обаятельную, как ваш отец.

– Именно. Но без сердца. Я уверен, она просто копирует улыбку Дэвида. Обаяние тоже в списке.

– В каком списке?

Я рассказываю Лейлани о тесте на психопатию.

– Она ничего не боится?

– Ничего. Только того, что ее могут изолировать, запереть. Она не хочет, чтобы люди поняли, кто она на самом деле. Но она любит рассказывать о том, что делает и как думает. Вот почему она ко мне хорошо относится. Она может мне все рассказать.

– Похоже, тебе весело живется, – замечает Лейлани и треплет меня по плечу. Наверное, это ее вариант дружеских объятий. – Психопатка. Может, она скорее социопатка? Они ведь тоже никого не убивают?

– Это другое название того же самого явления. ДСР называет это антисоциальным расстройством личности.

– Что такое ДСР?

– Диагностическое и статистическое руководство по психическим расстройствам.

– Ого. Хорошо, что ей всего десять.

Я смеюсь:

– Ты не представляешь, как часто родоки это говорят. Джеффри Дамер насаживал на кол собачьи головы, когда ему еще не было десяти. Дети способны на многие ужасные поступки.

– Давай без подробностей, ладно? Думаешь, она способна кого‐нибудь убить? – Лейлани переходит на шепот: – Сеймон хочет, чтобы мы с Майей умерли. Она несколько раз об этом сказала. Раньше она ничего подобного не говорила.

– Роза всегда мечтает о том, чтобы кто‐то умер. – Я качаю головой. – Только в кино психопаты обязательно кого‐нибудь убивают. В реальной жизни они чаще всего манипулируют людьми, врут и отвратительно ведут себя с близкими.