Книга Голоса дрейфующих льдов, страница 60 – Ирина Молчанова

Молодой человек видел, что брат сконфужен и безжалостно добил:

— Теперь, быть может, тебе даже не придется в подражание мне вырывать у нее поцелуи насильно!

Они помолчали, и Вильям нехотя спросил:

— Что ты намерен делать?

Лайонел пожал плечами.

— Я отправлюсь домой — в Англию. Старейшины дарят мне Лондон, чтобы я не скучал в ожидании Дня Искупления. — Он хлопнул брата по плечу. — Дня, который ты нам должен организовать.

Вильям качнул головой и направился к двери, ведущей из зала, но Лайонел оказался возле нее первым и преградил путь. И прежде чем брат успел что-то сказать, бесцеремонно вынул из внутреннего кармана его куртки фотографию.

— Кажется, это мое.

Вильям несколько секунд смотрел на девушку, залитую кровавым светом заходящего солнца, запечатленную на фотографии, и со вздохом произнес:

— Конечно. Конечно, твое.

Он ушел, а Лайонел остался один, среди портретов юношей и девушек, мужчин и женщин, в чьих телах когда-либо жили ангел и бес за всю историю существования вампиров. Ангелов тут было значительно больше. В среде вампиров найти их не составляло труда, такие как Вильям и ему подобные не могли не привлекать всеобщего внимания.

Молодой человек посмотрел на фотографию в своей руке и, ненароком сравнив девушку с портрета с девушкой на фото, глубоко задумался. Как бы художник ни старался передать демонизм рыжеволосой девчонки, получилось у него как-то неестественно. В то время как фотография точно пылала огнем и капризный бес на ней изящно обнажал свою сущность. Не могли обмануть ни поднятые в небо наивные глаза, ни трогательные ямочки на щеках, ни тень улыбки в уголках губ, выдавал кровавый отблеск ресниц, игривый румянец на бледной коже и бурный норов кудрей.

Лайонел помнил тот день, когда сфотографировал девушку возле своего дома, как будто это было только вчера. Он усмехнулся. Заманить ее к себе оказалось проще простого, одна лишь эсэмэска. В тот вечер он впервые ее поцеловал, конечно же, насильно. И ему понравилось обжигающее тепло и вкус ее губ, смелость, с которой бросила в лицо все что думала. Разве мог он знать, предлагая ей сыграть в игру: «Ты убегаешь, а я догоняю», что очень скоро преследовать его будет она, а жертвой станет он сам. И весь комизм состоял в том, что убегать от нее ему теперь хотелось меньше всего на свете, только выхода другого не было.

— Мальчик мой, мы нарушим твое уединение. — Неслышно в зале появился Цимаон Ницхи. Следом за ним вошли двое старейшин. Одного из них Лайонел давно и хорошо знал, им был его учитель Нима-трак-дэн — тибетец, который в течение десяти лет учил его превозмогать боль, находясь на солнце. По левую руку от Создателя стоял сгорбленный Наркисс, как и прежде прятавший свое лицо под черным капюшоном.

— Что ты решил? — спросил Цимаон Ницхи, пристально глядя на фотографию в руке молодого человека.

— А я могу тут что-то решить? — насмешливо уточнил Лайонел.

Создатель добродушно посмеялся.

— Ты всегда мне нравился! Я ставил тебя в пример своим сыновьям.

— Весьма польщен.

Создатель дружественно похлопал его по плечу.

— Мой мальчик, ты ведь прекрасно знаешь, любовь не для тебя. Такие, как ты, не дают волю чувствам, а потому никого не могут сделать по-настоящему счастливыми. Привязанности — это цепи. Ты слишком любишь свободу.

— А еще я люблю себя, куда больше чем свободу, — напомнил Лайонел и медленно добавил: — И если мне чего-то очень хочется, я не в силах себе отказать.

Желтые глаза Цимаон Ницхи вспыхнули, а лицо как будто посерело, став совсем мрачным. Былое дружелюбие испарилось.

Вперед выступил Наркисс.

— Создатель, если паршивец перешел границы вашего доброго отношения, отдайте его мне!

Цимаон Ницхи искоса посмотрел на него.

— Это лишнее. Уверен, Лайонел достаточно умен, чтобы на этот раз сделать исключение и отказать своей себялюбивой натуре.

— И все-таки его поведение недопустимо, — прокаркал старейшина в капюшоне. — Оставьте его у меня на воспитание.

Лайонел ледяным взглядом уставился на Наркисса и холодно произнес:

— Вряд ли, предпочитаю женщин.

Наркисс замахнулся на него, но руку его перехватил Нима-трак-дэн, спокойно заметив:

— Не нужно горячиться! Мы ведь все помним, как дорог этот мальчик нашему бесу.

— И тебе самому дорог этот дерзкий паршивец, не так ли! — яростно прорычал Наркисс.

На белом лице тибетца с миндалевидными глазами не дрогнул ни один мускул.

— Он мой лучший ученик! Да, не скрою, его благополучие занимает меня куда больше, Накрисс, твоих содомских планов.

Цимаон Ницхи вскинул руку, призывая всех к тишине, и заговорил:

— Ни к чему нам распри сейчас! — Он улыбнулся Лайонелу. — Я не могу удержать тебя здесь силой, могу лишь рекомендовать остаться. Но, как я понимаю, решение ты уже принял!

— Я не останусь, — покачал головой Лайонел и, бросив раздраженный взгляд на Наркисса, добавил: — Сегодня же покидаю Тартарус.

— Немыслимо, — прошипел старейшина в капюшоне.

— Хорошо, — вновь улыбнулся Создатель, — у меня есть для тебя подарок в знак моего расположения. — Он прошел к двери, распахнул ее и ввел в зал юную девушку, облаченную в полупрозрачные белые одежды. Под ними черноволосая красавица была нога. Желтые отцовские глаза, как подобает скромной девушке, были опущены вниз. Хорошенькая: стройная, женственная фигура, длинные блестящие волосы, розовые пухлые губки, пышная щеточка ресниц, аккуратный носик. Юная девица могла бы составить конкуренцию самой Анжелике Тьеполо.

— Моя младшая дочь Сарах, — представил Цимаон и подтолкнул ее к молодому человеку. — Ей тринадцать, она еще не тронута мужчиной и станет хорошим утешением для тебя.

Лайонел недоверчиво хмыкнул.

— Создатель, боюсь, невинная девица едва ли будет способна утешить меня сейчас.

Девушка вздрогнула, точно от пощечины, и расширенные от ужаса глаза обратились на отца.

— Ты обидишь меня, мой мальчик, если не примешь подарок, — предупредил Цимаон Ницхи.

Лайонел сердито прищурился.

— Она не в моем вкусе.

Создатель поменялся в лице, Сарах в панике закрыла личико руками, Наркисс грозно выдохнул, а Нима-трак-дэн быстро проговорил:

— Полагаю, Лайонелу нужно время, чтобы немного забыть... — Он характерно указал глазами на Катин портрет.

— Создатель, — обратился Наркисс, весь дрожа от едва сдерживаемой ярости, — прикажите мне, прикажите...