Книга Небесная музыка. Луна, страница 92 – Анна Джейн

Дастин смотрит наверх, на поющую Диану Мунлайт, и не может сдержать улыбку. Вот он и нашел ее.

* * *

Мистер Мунлайт смотрит на оркестровый балкончик, где стоит его дочь в маске. Лицо его абсолютно не выражает эмоций – оно каменное, как и обычно, однако в глазах его светится что-то странное. Нечто среднее между удовлетворенностью и гордостью.

Небрежно держа в руках бокал с шампанским, Николас внимательно слушает дочь и не узнает ее голос. Честно говоря, он и не думал, что Диана может так петь. И это для него настоящее открытие. Приятное удивление. Доказательство того, что в роду

Мунлайтов – особенные люди.

Дочь не подкачала.

– Как тебе? – не поворачиваясь, спрашивает он у стоящей рядом Элинор Фелпс, знаменитой певицы, чью песню сейчас исполняет Диана. Она – давняя знакомая Николаса Мунлайта, и когда-то даже ходили слухи, что между ними что-то есть. Поэтому держащая мужа под руку Эмма не отходит ни на шаг от него. А Элинор, словно понимая это, улыбается с чувством собственного превосходства. И под руку держит другого мужчину – молодого, высокого и светловолосого. Его лица не видно – он в маске, которая полностью его закрывает.

Певица, поглаживая ладонью не затянутое сапфировой тканью плечо, отвечает:

– Неплохо, неплохо. У твоей дочери определенно есть талант. Эта песня – довольно сложная. Но твоя девочка берет все ноты. И делает это правильно. – Элинор склоняет голову набок, наблюдая за девушкой на балконе. – Она не копирует мое звучание, Николас. У нее своя интерпретация.

– Это хорошо или плохо? – спрашивает тот.

– Это свойственно человеку, который либо не понимает, о чем поет, либо понимает композицию так хорошо, что раскрывает в ней новые оттенки, – отвечает Элинор. – В случае с твоей дочерью – хорошо.

Мунлайт довольно кивает, а Эмма едва заметно выдыхает. Ее обман, кажется, удался. Но спокойно она будет чувствовать себя только тогда, когда эта рыжая девчонка исчезнет отсюда.

– Дорогой, а ты что скажешь? – спрашивает Элинор у своего спутника, на которого то и дело косятся гости – они не могут понять, кто пришел с ней на благотворительный бал.

– Мне нравится, – отвечает тот приятным баритоном. – У вашей дочери, определенно, талант, мистер Мунлайт. И это без лести и всего прочего. У нее есть голос, и он отлично поставлен. И своя манера исполнения. Хотя песня мне не нравится – не моя музыка, – добавляет он, и Элинор в шутку шлепает его по руке.

– Тебе должно нравиться все, что я пою, Ричард, – говорит она укоризненно.

– Прости, мама, – под маской не видно, но кажется, будто он улыбается. – Но тебе же не нравится моя музыка.

– Потому что она вульгарная, – соглашается Элинор. – Бесконечный шум и рев вместо вокала.

– Мы сто раз это обсуждали, – мягко укоряет ее Ричард.

Диана заканчивает песню, и ей громко хлопают – все знают, что это дочь Мунлайта. И все хотят показать, насколько сильно его уважают.

Николас, твоя дочь не хочет профессионально заниматься вокалом? – спрашивает Элинор, игнорируя Эмму. – Или ты все так же считаешь, что певец – это плебейская профессия?

– Считаю, – подтверждает Мунлайт. – Но я готов вложиться в нее, если у меня будут какие-то гарантии насчет того, смогут ли окупиться мои вложения.

– Она неплохо выглядит и неплохо поет, – пожимает плечами Элинор. – Не помочь своей дочери с твоими возможностями, Николас, настоящее преступление.

Хоть Эмма и терпеть не может певицу, но сейчас полностью с ней солидарна. Однако она не встревает в разговор – знает, что муж этого не любит.

– Настоящее преступление – тратить деньги впустую, – раздраженно отвечает Мунлайт, однако это совершенно не пугает Элинор.

– Если твоя девочка любит музыку – а я чувствую в ней родственную душу, то однажды она просто бросит все и вырвется из твоей золотой клетки, – заявляет Элинор. Кажется, она – одна из немногих, кто может себе позволить разговаривать с Николасом Мунлайтом в подобном тоне. – Сколько бы я ни запрещала заниматься музыкой своему сыну, в один прекрасный момент он просто сбежал из дома. – Она гладит Ричарда по светлым волосам, словно мальчика. – Лучше бы тебе поддержать ее.

– Если уж становиться певицей, – вдруг говорит Мунлайт, – то твоего уровня. На меньшее я не согласен.

– Я начинала петь по барам, – весело отвечает Элинор. – Потому что мне нужны были деньги. Мой отец умер, когда мне было двенадцать. А отец Дианы – жив. И фантастически богат.

Она пьет из своего бокала и почему-то звонко смеется.

Когда на какой-то миг супруги Мунлайт остаются наедине, Эмма невзначай спрашивает мужа:

– Что ты решил насчет Дианы?

Тот задумчиво касается подбородка, и по его взгляду Эмма понимает, что тот поможет их дочери.

Обман сработал.

Эмма чувствует себя злой морской колдуньей из «Русалочки», но успокаивает себя, что делает все ради их с Дианой благополучия. Она не намерена уступать Валери и Милдред.

* * *

Это выступление пролетело словно миг. Пронеслось, будто падающая звезда, расчеркивающая светом небо. И воспоминания о нем остались хоть и яркими, но рваными.

... Вот я выхожу на оркестровый балкончик, с высоты взирая на огромную толпу людей в смокингах и шикарных нарядах. Вот беру в руки микрофон, слушая стук собственного сердца и боясь, что меня раскроют, едва услышат голос. Вот пространство заполняется густым мягким звуком, в свое время покорившим миллионы людей.

Я знаю, что на меня смотрят, знаю, что ждут, когда я запою. А, стоп – не я, а Диана Мунлайт. И я не должна ее подвести. Мне нельзя лажать.

«Ты сможешь, детка», – говорю я сама себе и начинаю петь, надеясь, что мой голос не дрожит.

Несколько слов – и паника уходит под мощью проникновенной мелодики, и музыка разливается по венам, даря ощущение полета. И я лечу на крыльях песни под самый потолок, прорываюсь сквозь него и мчусь к черному небу. Это настоящий полет в тишину, которую разрывают музыка и мой голос. И когда вдруг внезапно песня заканчивается, я стремительно падаю вниз и возвращаюсь в свое тело. И слышу, как аплодируют мне люди внизу.

Почти сразу меня уводят, чтобы не дай бог никто не понял – вместо Дианы Мунлайт самозванка, чьи огненно-рыжие волосы прячутся под париком. Я спешно покидаю оркестровую комнату, успевая заметить, что в ней никого нет – ни группы, победившей в конкурсе «Твой рок», ни моих парней и Сью, ни других музыкантов. Для меня расчистили дорогу.

Джессика, которая не отходит от меня ни на шаг, быстро ведет меня назад, в апартаменты Дианы, где меня ждут моя одежда и гитара.

Я чувствую себя Золушкой, с какого-то перепугу попавшей на бал, а теперь спешно его покидающей, потому что вот-вот настанет полночь, и вместо чудесного наряда из тончайшей ткани на мне появятся лохмотья. Джессика приводит меня обратно, и ко мне тут же бросается Эвис, которая, кажется, места себе не находила.