Книга А я смогу..., страница 58 – Яна Перепечина

Павел встал и глянул себе под ноги. Всё было готово к финалу спектакля.

… На дребезжащей, явно собирающейся подыхать колымаге он доехал до карьеров километрах в тридцати от Больших Дворов. Подростками они с пацанами летом, после школьной практики, иногда ездили сюда купаться. Место было довольно дикое, а уж в сентябрьские дожди и вовсе безлюдное. Ну, не находилось почему-то желающих купаться в такую погоду. Да и в остальном для исполнения его блестящего плана эти карьеры подходили наилучшим образом: глубоко в них было уже у самого берега.

Подсвечивая себе фонариком, Павел, чувствуя себя настоящим гангстером и любуясь собой, в последний раз осмотрел салон. Ему не нужно было, чтобы хоть что-то могли связать с ним. Как оказалось, возился не зря. Между передними сиденьями обнаружил шпильку с намотавшимися на неё несколькими золотыми волосами. Передёргиваясь от отвращения, снял волосы и бросил на землю, со вкусом втоптав в грязь. Посмотрел на пчёлку и зачем-то сунул в карман. Потом поставил машину под уклон, снял с ручника и подтолкнул. «Жигуль» покатился вниз. Сначала колымага падала почти бесшумно, загребая за собой слабые, сыпучие песчаные берега, потом почему-то с грохотом. Наконец, плюхнулась в воду.

Павел постоял над обрывом, пока она тонула. Во время падения открылись передние дверцы, и теперь они казались руками, из последних сил цепляющимися за жизнь. Но это не помогло. Через несколько секунд машины уже не было видно над поверхностью чёрной воды. Павел удовлетворённо кивнул, развернулся и пошёл в сторону железной дороги. На электричке он за двадцать минут доехал до Реутова, где у станции в плохо освещённом дворе оставил дожидаться себя свой джип. Обратно долетел вообще стрелой и, напевая, готовился к триумфальному финалу своего долгого спектакля, придумывая, что и как скажет освобождённой им Ольге.

Теперь ему было даже приятно, что из-за её бывшего мужа пришлось продлевать игру. Что ни говори, а жизнь приобретает особый вкус, когда удаётся хорошо позабавиться.

Павел заехал к бабушке Ольги, чтобы потом объяснить, как оказался в Больших Дворах. Мол, искал, приехал в посёлок, о котором, к примеру, узнал раньше от родителей Ольги (они и не вспомнят, о чём раньше говорили, может, и о том, где живёт бабушка), зашёл узнать, где Ольга, и отправился её искать. А там якобы сердце подсказало, где искать «любимую».

После старухи Павел доехал до заброшенного дома, не таясь, прошёл знакомым уже путём. Ломик из скоб вышел с неприятным скрежещущим звуком. Предвкушая встречу со страдалицей и навесив на лицо выражение крайней обеспокоенности, шагнул в темноту, включил фонарик и оторопел… Ольги в сарае не было.

– Мы слышали, как ты ругался, – хохотнул довольный Сергей, – неплохо у тебя получилось. Сердешный, на что ж ты рассчитывал-то, я никак не пойму?

– На то, что я влюблюсь в своего спасителя. Или, по крайней мере, проникнусь к нему такой благодарностью, что с восторгом соглашусь выйти за него замуж, – откликнулась Ольга, слушавшая всю нелепую историю с совершенно оторопевшим видом.

– А шпильку ты как в своей машине посеял?

– Наверное, из кармана выпала… Это моя ошибка, конечно.

– Да ты вообще ошибку на ошибке лепил и ошибкой погонял, – не выдержал дядя.

– Например? – надменно поинтересовался оправившийся от первого потрясения Павел.

– Во-первых, вся затея – бред.

– Ну не скажите, Иван Николаевич. – Не согласилась Ольга. – Определённый смысл в этом всём был. Я, действительно, очень боюсь одиночества. И за человека, который мчится мне на помощь, бросив все свои дела, который оказывается рядом в самые страшные моменты, я сдуру вполне могла бы согласиться выйти замуж.

– Дурочка ты моя романтичная, – жалостливо покачала головой Матрёна Ильинична.

– Бабуль, но ведь это были бы не слова, а дела. Да ещё какие. Не каждый день тебе помогают вычислить подлого злоумышленника и нейтрализовать его. Купилась бы я, как пить дать, купилась.

– Я хорошо разбираюсь в людях, – самодовольно прокомментировал их диалог Павел.

– Да, этого у тебя не отнять. Зато ты совершенно не просчитываешь шагов окружающих. Ведь вполне мог догадаться, что я тебя без пригляда не оставлю, – печально хмыкнул Орехов. – Мои ребята ходили за тобой по пятам с того самого последнего нашего серьёзного разговора.

– Ах, вот на чём я прокололся. Обидно. Так хорошо всё шло.

– Это не главное. Сергей Олю и без моей помощи нашёл, спас, а тебя, так сказать, нейтрализовал.

Павел, отвернувшись ото всех, смотрел в окно. Желваки его ходили ходуном.

– А знаешь, почему ты ему проиграл?.. Да потому что ты просчитывал, но не любил. А он любил. И любит. И этим всё сказано.

– Вот только не надо твоих обожаемых мелодрам! – неожиданно истерично завопил племянник. – Как ты мне с этим надоел! С детства слышу что от тебя, что от маменьки: «ах, любовь!», «ох, любовь!». Сил моих больше нет про это слушать. Нет любви! Нет! Деньги есть! Богатство есть! Удача есть! А вот любви нет!

– Вань, так он у тебя убогонький, ему лечение требуется. Это ж надо – дожить до таких лет и считать, что любви нет, – пожалела Матрёна Ильинична и сострадательно протянула Павлу тёплый ещё пирожок, – на вот, милок, покушай. Серединка полна – и крылышки радуются.

Павел подскочил и оттолкнул её руку. Пирожок упал на пол. Все в молчании посмотрели на него. Вдруг раздались всхлипы. Навзрыд, совершенно не тая слёз, плакал Павел.

– Бедненький, вон как убивается, понял, наверное, что должна быть у человека любовь.

– Да на кой мне любовь, старая дура! – заорал Павел. – Мне деньги нужны! Очень! А теперь… – он безнадёжно махнул рукой.

– Да уж, теперь увы, – развёл руками его дядя.

Проводив нежданных гостей, они собрались укладываться спать. Матрёна Ильинична хлопотала, доставала чистое, хрустящее, пахнущее какими-то травами, которые она раскладывала в специальных мешочках в шкафах, бельё.

– Бабуль, – нежно проворковал впавший в эйфорию Ясень, – а можно я на сеновале посплю, как раньше?

– На сеновале?! Да ты ж замёрзнешь там. Ночи-то уже холодные. А в доме я печку истопила.

– Бабушка, он же как пингвин. Ему чем холоднее, тем лучше, – засмеялась Ольга, убиравшая посуду.

– Ты что это так о будущем муже? Да ещё и своём спасителе? – рассердилась бабушка, очень уважавшая патриархальные отношения.

– Действительно! – поддакнул сияющий Ясень. – Правильно Матрёна Ильинична говорит, я ведь не просто муж. Я ведь… Я ведь… Я ведь разрушитель всех подлых замыслов коварного Павла!

Ольга посмотрела на него и прыснула. Он засмеялся тоже:

– И ладно бы белым медведем назвала или ещё кем… габаритным. А то пингвином! Безобразие, бабуль?!

– Безобразие, – согласилась Матрёна Ильинична и замахнулась белоснежной наволочкой, – вот мы тебе, озорнице!