Книга Махинация , страница 80 – Елена Звездная

Говорить об этом было тяжело, но я все же продолжила:

— Мне сообщили о его смерти только после того, как прошли похороны. Я хотела съездить хотя бы на его могилу, но мама и братья сказали, что не желают меня видеть. Теперь я понимаю почему.

— И почему? — Саттард явно не понял.

Подняв на него полный слез взгляд, пояснила:

— Мы с Ятори, у нас погребения в родовом храме достойны только… достойные. Ты говоришь, что меня похоронили со всеми почестями рядом с отцом… В нашем родовом храме было только два места, я как-то не задумывалась об этом раньше, а теперь поняла: отец не счел достойными остальных своих детей и даже маму… Я теперь понимаю и их боль, и их желание вычеркнуть меня из своей жизни.

Тень помолчал, затем задумчиво произнес:

— Это как-то… вконец странно.

— Это наша культура, — ничуть не одобряя эту самую культуру, пояснила я. — На Гаэре плохая оценка или увольнение с работы всего лишь неудача, на Ятори — позор семьи. Насколько я понимаю, когда живешь там, в среде, где подобное является нормой, это воспринимается иначе, но на Гаэре… ни мои братья, ни мать не одобряли такого фанатичного желания отца следовать древним традициям.

— Не одобряли, но следовали, — заметил Саттард.

— Трудно отказать герою Гаэры, отцу семьи и великому воину быть захороненным так, как он желал. И у нас не принято осуждать мертвых.

— Поэтому все осуждение досталось тебе, не так ли?

Я не стала отвечать на этот вопрос.

Сказала лишь одно:

— Единственное, о чем отец просил меня, единственное, что завещал после своей смерти, — служить Гаэре.

Я заметила, как Саттард сжал челюсти. Сжал до такой степени, что на скулах заходили желваки, но злость если и была, то оказалась направлена не на меня.

— Так, — проговорил он в итоге, — я уважаю посмертное желание твоего отца и понимаю, как важно оправдать его ожидания для тебя, значит, будешь служить Гаэре, если для тебя это настолько важно, только… Мы все же подберем иной способ служения, без операций, превращения тебя в киборга и прочих ломающих жизнь штуковин. А покойному генералу Картнеру вполне хватит траурного флага Гаэры на могилке рядом с ним.

Вот тут я непонимающе моргнула и спросила:

— Что?

Саттард пожал плечами и ответил:

— Ты знаешь, там, у вас в доме, на почетной стене в гостиной были твои награды, одноразовые сейры, благодарственные письма, фотографии с выпускных, медали и прочее, и, в общем… ты же помнишь, чему на Рейтане учат с детства?

— Чему? — ничего не поняла я.

— Бьют — беги, понравилось — бери. — И мне широко улыбнулись.

— В смысле? — Я даже приподнялась.

— Тебе в туалет не нужно? — мгновенно ушел от темы сахир. И едва я посмотрела на него с еще большим непониманием, указал на капельницу и пояснил: — Это вторая, а три литра жидкости я в тебя уже влил. Сама дойдешь или отнести?

И он, потянувшись, отключил меня от капельницы.

Сама я почти встала, да, потом еще пару секунд шаталась, после все же сбегала, куда нужно было.

По возвращении меня с улыбкой садиста-эскулапа ожидал Арнар, и едва я легла, вновь подключив к системе, пододвинул, улегся рядом со мной, обнял и…

И тут я все же спросила:

— И что ты забрал в моем доме?

— Все свое, — нагло улыбнулся он.

— Там твоего ничего не было! — возмутилась я.

— Это как посмотреть, — не согласился он.

И, пресекая дальнейшие разборки, неожиданно серьезно спросил:

— Лея, что конкретно я могу предложить Гаэре вместо тебя?

Судорожно выдохнув, я перелегла на его плечо, чуть не застонав от счастья, едва он меня обнял, и подумала, что иногда наше тело лучше знает, что нам нужно, нежели сознание. В объятиях Арнара мне было хорошо. Просто хорошо. Лучше, чем где бы то ни было. Почти как дома в детстве, когда мама еще обнимала меня, только… лучше.

— Не знаю, — ответила, осознав, что пауза подзатянулась.

— Давай думать. — Он прикоснулся губами к моим волосам. — Я тебя не отдам, это факт, с которым им придется смириться. Я тебя, в принципе, никому не отдам, но, учитывая, как много сделала для тебя и твоей семьи эта страна, едва ли ты сможешь жить спокойно, чувствуя себя предателем родины.

Я даже кивать не стала, просто не хотелось об этом думать. Знала, что придется, но сейчас не хотелось.

— Как много жизней спас Полиглот? — вдруг спросил Саттард.

Вздохнув, я не совсем уверенно ответила:

— Десятки тысяч, не меньше.

Тень поправил трубочку капельницы, чтобы не загнулась, обнял меня уже двумя руками, помолчал, затем спросил:

— Что, если я сдам Гаэре принцип психологического программирования танаргцев?

Не поверив в первый миг, я приподнялась, глядя в его серьезные глаза, и потрясенно спросила:

— А есть… возможность?

— Есть, — спокойно ответил Саттард.

Я судорожно вздохнула.

— Мне важно знать: да или нет, Лея, — продолжил он, все так же серьезно глядя на меня. — Это главный козырь, который я могу выложить в переговорах. Учитывая твой статус и твою важность для Гаэры, я не уверен, что сработают два других.

И я поняла, что он советуется. Со мной. И не потому, что это важно для него, а потому, что это важно для меня, исключительно для меня.

— Ты пойми, — Саттард резко выдохнул, — Гаэра — это огромная система, можно сказать, машина, и ты в ней винтик. Как бы ты ни была уникальна, значима и ценна, тебе найдут замену в любом случае. В личных отношениях все не так, малыш. Половину сердца другой половинкой не заменишь никак, понимаешь?

Я поднялась и села, скрестив ноги. Посидела, не поднимая взгляда на Саттарда, а затем тихо попросила сейр. Не говоря зачем, не объясняя, не требуя. Просто знала, что он мне доверяет, а потому даст.

Дал.

Взяла сверкающий невесомый экран, вбила личный, известный только мне код, но большого мужества требовало взглянуть в глаза шефа, который уже сидел в кабинете на своем рабочем месте. Полиглот не задавал вопросов, он просто внимательно смотрел на меня, позволяя высказаться первой.

И это требовало огромного мужества, но я все равно собралась с силами и сказала:

— Я люблю его.

Лицо старого, измученного жизнью, властью и ответственностью человека мгновенно ожесточилось. На скулах заходили желваки, в глазах промелькнула сталь, но вместо отповеди или выговора Полиглот задал всего один вопрос:

— И когда ты поняла это, Картнер?!

В настолько личных вещах признаваться было сложно, и все же я ответила: