Книга Когда ты был старше, страница 45 – Кэтрин Райан Хайд

Единственная проблема: на стекле больше не было надписи «Выпечка от Назира». Для этого понадобилось бы чуточку больше времени.

Я просунул голову во входную дверь пекарни. В кафетерии горел свет. Было без десяти семь.

— Назир, это всего лишь я, — подал я голос.

Не услышав ничего в ответ, я прошел до конца стойки и заглянул на кухню. Назир остервенело нарезал пончики. У меня от этого слегка свело живот.

— Доброе утро, — произнес я, и Назир махнул рукой, не поднимая взгляда.

— Налейте себе кофе, — предложил он. — Сегодня он обычный. Обычный кофе. Для покупателей. Им не сотрешь краску, или еще что-нибудь такое.

Я налил кофе (черный) в большой пластиковый стакан, какие берут навынос, и зашел с ним на кухню к Назиру. Встал, прислонившись спиной к длинной задвижке одной из двух печей. По спине пошло приятное тепло. Подумалось, что это тепло мне очень знакомо.

— Смотрится получше, — сказал я.

Назир на долю секунды вскинул взгляд.

— Витрина?

— Ну да. Быстро получилось.

— Вот только теперь на ней не написано, что это за заведение. Может, химчистка, как было когда-то. Может, цветы. Как узнать, что это такое, если только не зайти и не увидеть? Не поймешь, внутри цветы или хлеб.

— Будем надеяться, что местные хорошо запомнили. Вы же знаете, в каком заведении чем торгуют. А потом, вам опять нарисуют.

Без ответа.

— Ведь так?

— А мне надо? Не знаю. Допустим, придется. По-моему, должно быть указано, что это «пекарня» или «выпечка». Но должно ли стоять и «от Назира»? Не понимаю, почему это так злит кого-то. Только я не решаюсь платить, чтобы это опять написали. Найти кого-то нарисовать такое стоит денег, вы же понимаете. Я уже должен выложить за витрину пятьсот долларов. Они пойдут в счет страховки. Сколько бы витрина ни стоила, мне пришлют счет на пятьсот долларов. Потом я плачу еще сотню-другую за то, чтобы на стекле нарисовали мое имя. Потом какой-нибудь умник поедет мимо, когда я все это опять приведу в нормальный вид. Швырнет еще один камень. Мне не угнаться. Меня одолевает усталость, друг мой.

Я откинулся и просто дышал некоторое время. Я знал, что такое усталость. Мог бы состоять с усталостью в родстве. У меня не было лекарства от собственной усталости. Что же прикажете мне сказать для облегчения его усталости?

— Вы хотите, — начал я, — чтобы я сходил в хозяйственный и нашел трафарет? Я мог бы по трафарету вывести только слово «ПЕКАРНЯ», если хотите.

Назир сунул противень датских в печь, в ту, на которую я не опирался. Потом посмотрел мне в глаза. Я понял, что он обдумывает мое предложение всерьез.

— Что, по-вашему, должно быть написано? — спросил он.

— По-моему, должно быть написано ваше имя.

— Это — по-вашему. — Это было утверждение, а не вопрос.

— Это то, что сделал бы я. Иначе чувствовал бы, что даю им взять верх.

Назир беззвучно рассмеялся.

— У меня новости, друг мой. Они берут верх. А не я даю им. Они просто берут. Но хорошо. Думаю, вы правы. Там должно быть слово «Назир». Я своего имени не стыжусь.

— Я готов оттрафаретить его, если хотите.

Он не ответил. Просто подхватил белую фарфоровую кружку для кофе и вышел с ней в кафетерий. Вернувшись с уже наполненной, сказал:

— Я тут подумал. И еще с дочерью поговорил. И… может, мы с Анат вместе смогли бы приглядеть за Беном. — Мое потрясение, должно быть, стало заметно, потому как Назир дал совет: — Рот закройте, друг мой. Я не в смысле — на все время. Я говорю, настолько, сколько вам понадобится, чтобы съездить и забрать свое имущество. Сколько вам потребуется времени?

— Ничего себе! — воскликнул я, по-настоящему удивленный. — Славное предложение. Воистину славное. Только, думаю, вы не понимаете, насколько с ним трудно.

— Сколько времени вам потребуется?

— О-о. Не знаю. Дайте прикинуть. Два-три дня на упаковку вещей в квартире. Если поторопиться. День на перелет в оба конца. Четыре дня, самое малое. Может, пять.

— Думаю, мы отважимся на такое испытание в течение четырех-пяти дней.

— Возможно, вам понадобится сначала поговорить с Джесперсами.

— Джесперсы? Кто это?

— Мои ближайшие соседи. Они присматривали за Беном почти три дня, пока я пытался добраться сюда. И к тому времени, когда добрался, они уже почти дошли до точки. Бен — создание привычек. Я не представляю, как он поведет себя в доме кого-то другого.

— Может быть, мы могли бы пожить в вашем.

— Ого. Это замечательное предложение. Но… просто я боюсь, что вы пожалеете, что сделали его. Но… Знаете что? Я выясню, как Бен к этому отнесется. Поговорю с ним и дам вам знать, каковы наши шансы.

Это случилось после ужина. Я просматривал почту. До тех пор я ничего с ней не делал, кроме как заносил в дом. Бросал на стол. В конце концов, это была не моя почта. Четко адресовано: Маргарет Аммиано. Так что это были не мои счета за газ. Это были счета за газ моей матери. Наверняка никто не ждал, что я стану их оплачивать. Так ведь?

Да, я шучу. Отнюдь не забавы ради.

Так вот, я разбирался в счетах, думая, что нужно съездить в банк и взглянуть на мамин счет. Думая, что надо выяснить, когда Бену присылают пособие и сколько, доставляют ли ему чек домой или он переводит деньги на прямой депозит. И есть ли вообще деньги на счету. И есть ли (сохрани Господь) закладная на дом. Когда я уезжал в колледж, ее не было. Только никогда не угадаешь, на что вынуждены идти люди, чтобы удержаться на плаву.

Придется мне найти способ подсчитать, сколько уходит денег каждый месяц. И есть ли какие-либо иные доходы. Придется браться за дело. Я не обращал внимания на дела до тех пор, пока можно было спокойно не обращать на них внимания.

Не надо будет платить еще за месяц за мою квартиру в Нью-Йорке. С другой стороны, надо будет платить за перелет. А еще, если я не потороплюсь, придется выкладывать и за то, и за другое.

— Бен, — позвал я.

Полагаю, нет нужды говорить, что Бен сидел в телегостиной.

Его голова показалась в двери.

— Что?

— Мне нужно поговорить с тобой.

— Я смотрю телевизор.

— Братишка, это важно.

— Еще две минутки.

— Прекрасно. Еще две минуты.

Я сидел и разглядывал счета еще минут двадцать.

Наконец я поднял взгляд: Бен был уже здесь. Сидел напротив меня.

— Прошло больше двух минут, — заметил я. Мое раздражение от счетов так и просилось наружу. И, конечно же, Бен был единственным, на кого оно могло бы выплеснуться.

— Прости.