Онлайн книга «Время черной луны»
Ох, похоже, прав Франкенштейн, у барышни с головой беда, свет у нее сам собой зажигается… – Потом глаза открыла, вижу – доктор к двери пятится, а в руке у него шприц. – Может, лекарство какое? – не веря больше ни единому ее слову, спросил Монгол исключительно ради поддержания беседы. – Погоди-ка… Кофе сварился, осталось воплотить в жизнь коварный план по нейтрализации преступницы. Монгол развернулся так, чтобы из-за его спины девчонке не были видны манипуляции со снотворным, сыпанул порошок в одну из чашек и спросил: – Ты кофе с сахаром пьешь? – А вы? С сахаром оно, пожалуй, надежнее, сладость перебьет вкус лекарства. – Я только с сахаром. – Тогда и я тоже, – девчонка ответила на его улыбку едва заметным кивком и продолжила: – На мой крик Петровна прибежала, санитарка, начала ругаться, маску с него сорвала, а он ее… он ей рукой в подбородок уперся и надавил… – Узкие ладони взметнулись вверх, точно не над обеденным столом, а над фортепиано. – Я хруст этот никогда в жизни не забуду… И снова пальцы гостьи принялись отстукивать свой замысловатый ритм: что-то тревожное и завораживающее одновременно. Монгол вздрогнул, потряс головой, прогоняя наваждение, и поставил чашки на стол. – Твой кофе. – Он ее убил и меня хотел убить, но, наверное, побоялся, что его увидят, поэтому убежал. А шприц уронил. Еще раньше, сразу, как свет зажегся. Я его подобрала. – Подобрала? – Монгол подался вперед. – И где он? – В кармане вашего пиджака. Не верите, можете сами убедиться. Конечно, он не верит и, разумеется, сейчас убедится, что девочка все выдумала. – Подожди меня, – Монгол решительно встал. Шприц был – Лия не соврала. Пятикубовый, с защитным колпачком на игле, с взведенным поршнем, но совершенно пустой. – Тут нет никакого лекарства, – он вернулся на кухню и положил шприц на стол. – Он не успел меня уколоть, – девчонка сделала большой глоток кофе, – я точно знаю. – Но шприц пустой, – Монгол отпил из своей чашки. – Может, лекарство вытекло? – Еще один глоток. – В шприце все равно что-нибудь осталось бы. И смотри – поршень взведен. – Это что-то значит? – У меня, к сожалению, медицинского образования нет. Но и ежу понятно, что если поршень взведен, а шприц пуст, то, скорее всего, никакого лекарства в нем не было. – А как же тогда?.. А зачем же? – Лицо девчонки сделалось недоверчиво-удивленным. Самое время сказать, что вся ее история с врачом-убийцей – совершеннейший бред. Что нет никакого смысла набирать в шприц воздух. Что наверняка шприц она подобрала где-нибудь на территории больницы, для того чтобы подкрепить свой бред хоть чем-нибудь материальным. А еще неплохо бы сейчас потрясти как следует эту маленькую уголовницу, чтобы к приезду опергруппы выбить из нее чистосердечное признание. Монгол одним глотком допил кофе, изобразил на лице подобие сочувствия и спросил: – Почему ты сбежала? Надо было дождаться кого-нибудь из персонала. – Не знаю. – Черные глазищи вдруг затуманились слезами. – Мне велели уходить… я пыталась сопротивляться, но не получилось… – Кто велел? – осторожно поинтересовался Монгол. – Голос. Понимаете, меня словно в спину кто толкнул. Последнее, что помню, как подошла к открытому окну, а дальше – провал. Очнулась уже в парке на скамейке. Нет сомнений, прав Франкенштейн, клиника налицо: и голоса, и провалы в памяти. Бедная девочка, вот во время одного из таких провалов она санитарку и убила. А с сахаром он, кажется, переборщил, кофе получился уж слишком приторным. – Ты мне не веришь, – Лия не спрашивала, она утверждала. Смотрела в упор осуждающе и с ненавистью. Что-то там говорил Франкенштейн про колюще-режущее? Еще, чего доброго, разобидится и с ножом кинется. – А я не вру! – Девчонка вскочила с места. Что-то уж больно она прыткая, снотворное должно было уже подействовать… – Спокойно, никто не говорит, что ты… – Монгол попытался встать. Пол под ногами угрожающе качнулся. Чтобы не упасть, пришлось вцепиться в столешницу. Черт, да что же это такое?.. – Я поменяла чашки, – девчонкино лицо, искаженное гримасой отвращения, приблизилось почти вплотную, черные глаза расширялись-расширялись, пока не сделались огромными, в пол-лица. – Я думала, что ты хороший, думала, поможешь… – Тебе лечиться… Глазюки в пол-лица начали светлеть, расплываться. – Ненавижу… – щеке вдруг стало горячо – эта шмакодявка его ударила… Кухня поплыла, пол больше не качался, пол стремительно приближался. А колюще-режущее он ведь так и не убрал… * * * Ванная комната была просторной, сияла начищенным кафелем и хромом, соблазняла джакузи нежного бирюзового цвета. А еще в ванной висело большое зеркало, а в зеркале виднелось отражение. Сначала Лия себя не узнала. Разве можно так сильно измениться всего за какие-то сутки? Она и раньше-то красавицей не была, а сейчас… Волосы грязные, слипшиеся от крови, на лице царапины, на шее синяки от лап Циклопа и… рот наполнился горькой слюной, к горлу снова подкатила тошнота – медальон исчез. Он был с Лией столько, сколько она себя помнила, с самого рождения. Других детей оберегали нательные крестики, а ее – медальон. Мама никогда не рассказывала, откуда он взялся, даже в те годы, когда еще хоть изредка, но разговаривала с дочерью. Лие почему-то казалось, что маме даже смотреть на него неприятно. Или страшно. Однажды, еще в детстве, Лия решила, что раз маме не нравится медальон, то нужно его снять. И сняла. В тот же день она попала под машину: сотрясение мозга, перелом ноги, целый месяц на больничной койке. Первое, что она увидела, когда пришла в себя, была маленькая черная коробочка на прикроватной тумбочке. В коробочке лежал медальон. – Надень это, дочка. – Голос мамы звучал хрипло и казался каким-то незнакомым. – Надень и никогда больше не снимай. Говорить было больно, но Лия спросила, зачем ей украшение, которое маме неприятно до такой степени, что она даже не хочет брать его в руки. – Не спрашивай. Так надо. – Мамино лицо сделалось каменным и тоже… незнакомым, как до этого голос. Больше Лия никаких вопросов не задавала и медальон не снимала. Маме стало совсем плохо, когда Лия поступила в институт. Приступы необъяснимого, неконтролируемого страха, которые раньше случались всего несколько раз в году, участились. Теперь мама гораздо чаще находилась в психиатрической клинике, чем дома. Лие понадобилось время, чтобы выявить странную закономерность: панические атаки многократно усиливаются, если на глаза маме попадается медальон. |