Книга Если бы мы знали , страница 76 – Тамара Айленд Стоун

– Мам, – позвала я, и она приоткрыла глаз. – Вот, я принесла воды.

– Спасибо.

Мама приподнялась, отпила несколько глотков и поставила стакан на прикроватный столик. А потом снова устроилась на подушке.

– Как прошел матч?

– Хорошо. Мы победили.

Мама покрутила между пальцев ткань моей перешитой в платье спортивной куртки.

– Шарлотта очень хорошо уложила тебе волосы. Ты такая красивая. – Не успела я ответить, как она положила ладонь мне на колено и добавила: – А твоя нога до сих пор ужасно выглядит.

– Ничего, она уже почти не болит.

За прошедшую неделю синяк успел сменить цвет с черного на фиолетовый, а с фиолетового на желтовато-зеленый. Я надеялась, что он успеет пройти к тому моменту, как подготовят охранный ордер, и больше не останется ничего, что напоминало бы нам про Кусок Дерьма. Но синяк долго не проходил и все еще напоминал о его существовании.

– Кстати, – добавила я, – Люк у нас. Хорошо?

Мама кивнула:

– Да. Хорошо.

Такой у нас теперь был уговор. Больше никаких секретов. Никаких тайных вылазок.

– Ему сегодня пришло письмо из Денвера. Его все-таки берут, как и собирались.

– О, правда? Здорово! – воскликнула мама, но тут же нахмурилась, увидев мое кислое выражение лица. – Это же здорово?

Я вымученно улыбнулась.

– Ага. Правда здорово.

Она приобняла меня за талию.

– Ты в порядке?

Я была в порядке. И одновременно не в порядке. Мне было жарко и холодно, что звучит совершенно бессмысленно.

– А что поделаешь? У меня нет выбора.

– Любовь – это полный отстой, согласна? – спросила мама.

– Да. – Я вздохнула. – И нет.

– Именно.

Ее явно впечатлил мой ответ, словно я сказала нечто не по годам мудрое. Она похлопала меня по руке. Я ей улыбнулась и заметила, что веки у нее уже опускаются.

Я подоткнула одеяло и поцеловала маму в лоб.

– Выспись как следует. Завтра сходим в кино. Не на романтический фильм, конечно. На что-нибудь с зомби, пиратами или концом света.

– Замечательно, – отозвалась мама и закрыла глаза. – Я тебя люблю.

– И я тебя, мам.

Я притворила дверь ее спальни и тихонько прошла по коридору к своей комнате.

Люк сидел у меня на кровати. Он уже снял куртку «Футхил Фэлконс» и набросил на спинку стула.

Я заперла дверь на замок, прошла через комнату и встала перед Люком.

– Привет. – Я опустила руки ему на плечи и покрутила его кудри. Я подалась вперед, чтобы его поцеловать, но что-то показалось мне странным. Он не отвечал на мой поцелуй. – В чем дело? – спросила я.

– Странно, конечно, но я так не могу – ну, когда твоя мама в соседней комнате.

– Она всегда там была.

– Да, но… сейчас она знает, что я тут.

– И?

Я снова наклонилась его поцеловать, и на этот раз он поддался. Его губы были теплыми и мягкими, и я в очередной раз подумала о том, как же мне нравится его целовать. Теперь жизнь наладилась, и я собиралась все оставшиеся сто двадцать два дня посвятить поцелуям – насколько это возможно.

Я подцепила его футболку и начала поднимать через голову, но Люк одернул ее вниз.

– Все в порядке, – прошептала я. – Она уже спит, честное слово.

Люк обнял меня за талию и прижался лбом к моему животу.

– Дело не в этом. Мне… мне надо кое о чем с тобой поговорить.

– Ладно. – Я провела кончиком пальца по его шее. – О чем?

Он забрался с ногами на матрас и прислонился спиной к стене. Я присоединилась к нему. Повисла тишина.

Наконец он заговорил.

– Я заходил к отцу Ханны. Дважды за эту неделю.

– Да? – Мне стало не по себе, словно я опять почувствовала тень предательства. Мы всю неделю провели вместе и часто обсуждали, кто может ему помочь, и Люк ни разу не упомянул пастора Жака. – Я думала, ты собирался записаться к врачу?

В прошлый вторник, во время Калетти-Спагетти, Люк наконец рассказал родителям про свою бессонницу и то, что по ночам смотрит видео и читает статьи про клиническую смерть, а не спит. Терапевт направил его к специалисту, который может вылечить Люка.

– Так и есть. Мама меня записала на следующую неделю. Знаю, тебе сложно меня понять, но я должен говорить и с пастором Жаком тоже. Он помогает мне во всем разобраться. Благодаря ему я чувствую себя лучше.

Мне хотелось сказать, что я все понимаю, но это было бы неправдой.

– В начале недели я попросил пастора Жака переслать мне все письма людей, которые посмотрели видео. Я стал на них отвечать. Они все еще приходят, и я сомневаюсь, что смогу ответить на все, но постараюсь. Я стал лучше спать. Ко мне вернулся аппетит. Когда я закрываю глаза, картинка уже не такая яркая, понимаешь? – Он постучал пальцем по виску. – И голова почти не гудит.

Я взяла его за руку и переплела его пальцы со своими. Он продолжил говорить:

– Сам не знаю, что я пытаюсь выяснить, Эм. Не знаю, пойму ли я когда-нибудь, что именно со мной произошло и важно ли это вообще. Не знаю, смогу ли я стать прежним, но мне важно об этом говорить, чтобы не сойти с ума.

– Замечательно, разговаривай с ним. И с врачом тоже. И со мной. Все будет хорошо, слышишь? – Люк промолчал, и я догадалась, что он еще не высказался. – Что такое? – спросила я, хотя была не уверена в том, что хочу услышать ответ.

Он опустил взгляд и снова поднял.

– Я решил уехать на лето.

Я выпрямилась и повернулась к нему.

– Куда?

– В Гватемалу. В миссионерскую поездку с мамой Ханны.

Я уставилась на него, не зная, что ответить. Он застал меня врасплох.

– Им нужен кто-то на весь срок, и я согласился. Буду работать с детьми, как делали вы с Ханной. Помогать ремонтировать дома, библиотеки, церкви. Стану частью общества, которое во мне нуждается.

«Я тоже в тебе нуждаюсь», – хотела я сказать.

– Я долго над этим размышлял. Обсудил с родителями. И решил, что поеду. В Денвере меня ждут не раньше двадцатых чисел августа, а в этой поездке я смогу отвлечься от… всего.

Он замолчал. На мгновение мне показалось, что он пригласит меня поехать вместе с ним, но я не знала, что бы сказала ему в таком случае. Мне хотелось провести лето с Люком, но не в другой стране в миссионерской поездке на три месяца. Я бы предпочла кататься по берегу на автомобиле, разбивать лагерь в интересных местах, прогуливаться до горячих источников, отдыхать в парке развлечений, спать под звездами, просыпаться с восходом солнца. Жуки меня больше не волновали. Я хотела провести лето с Люком, как мы и собирались.