Онлайн книга «Гадкая ночь»
|
– Нет! Только не так! НЕ ТАК! Швейцарец, словно бы не услышав ее вопль, повернулся к Ролану. – Может, ты и выберешься, кто знает… Профессор смотрел на убийцу со смесью надежды, сомнения и ужаса. Он открыл рот, собираясь умолять о пощаде, но перочинный нож проткнул ему сонную артерию. Три секунды Гиртман глядел в глаза Лабарту, потом выдернул нож и снова ударил – на этот раз в подключичную артерию, – и два рубиновых фонтанчика брызнули в разные стороны, как из продырявленной бочки. Профессор смотрел с изумлением и недоверием – такое часто случается с людьми на пороге смерти. Потом его жизнь закончилась. – …но я так не думаю, – добавил Гиртман, бросил окровавленный нож на пол и пошел к люку. 40. Двумя меньше
Высокие языки огня тянулись к небу, освещая ночь и пожирая остатки шале. Мелкие угольки, похожие на колонны светлячков, летели навстречу хлопьям снега. Отблеск пожара добрался до самых высоких деревьев на опушке. Кирстен стояла, привалившись к полицейской машине, закутанная в одеяло выживания [118]. В руке у нее был стаканчик с горячим кофе. Метрах в десяти валялись брандспойты. Вода, соприкасаясь с огнем, превращалась в пар, пламя гасло в одном месте и тотчас возрождалось в другом. Кирстен наблюдала за стихийным бедствием, понимая, что должна будет объясниться, что Мартен потребует от нее отчета. Она слышала нечеловеческие вопли Авроры, когда та горела заживо и ее тело плавилось, как воск. Кирстен почти не дышала и едва не оглохла; потом крики стихли, и бо́льшая часть шале обрушилась. Сирены пожарных машин заглушили все остальные звуки. – Что случилось? – спросил чей-то голос рядом с ней. Кирстен повернула голову и увидела его. – Он оставил их поджариваться; наверное, привязал. Где ты был? – А с тобой что стряслось? – вопросом на вопрос ответил Мартен, глядя на измазанное сажей лицо напарницы. – Хотела войти, когда пожар начался… – Чтобы… спасти их? Расслышав изумление в голосе Серваса, норвежка с вызовом ответила: – А что? Пусть они… – Ты видела Гиртмана? Она поморщилась. – Да. Он забрал Гюстава и исчез, когда дом был уже весь в дыму. Сервас молчал, не сводя с нее глаз. – Я ничего не могла сделать без оружия. В смысле арестовать… Он прошел мимо меня – молча, с мальчиком на руках, уложил его на заднее сиденье и уехал. Кирстен заплакала. – Он убил их, Мартен. А я его упустила! Сервас промолчал. – Отойдите подальше, сейчас все рухнет! – приказал один из пожарных. Они пошли к отелю. На террасе собрались зеваки – набежали из деревни, как на праздник святого Жана [119], приключившийся на сей раз не летом, а для разнообразия зимой. Сервас обнял Кирстен за плечи. – Не беспокойся, скоро все закончится, – сказал он и услышал, как крякнул его телефон. Сообщение было коротким – время, место и два слова: приходи один. Сыщик посмотрел на Кирстен. – Это он. Хочет, чтобы я был один. – Где? – Скажу позже. Кирстен замкнулась, в глазах полыхнул гнев – Сервас едва ее узнавал. Но она взяла себя в руки и нехотя кивнула. 41. Доверие
– Ты мне доверяешь, сын? Гюстав посмотрел на отца и кивнул – конечно. Швейцарец оценил взглядом стометровую пустоту у подножия большой плотины, верхушки замерзших сосен, утесы в снегу, русло реки, укрытое белым саваном и залитое лунным светом. Он подхватил Гюстава и поднял его вверх, держа спиной к себе. – Готов? – Мне страшно, – признался мальчик дрожащим голосом. Ребенок был в теплой пуховой куртке с надвинутым на голову капюшоном, завязанный поверх шарф делал его похожим на матрешку. – Мне страшно! – повторил Гюстав. – Не хочу этого делать, ну пожалуйста, папа! – Преодолевать свой страх – вот главное, чему ты должен научиться в жизни. Тот, кто ему подчиняется, многого не добьется. Ты готов? – НЕТ! Гиртман перенес мальчика через обледенелую ограду, и тот повис над бездной. Ветер свистел у них в ушах. Гюстав издал пронзительный вопль, эхом отозвавшийся в кольце заснеженных гор. На многие километры вокруг некому было услышать истошный детский крик. Разъяренный ветер устроил охоту на облака, и в разрывах между ними засверкали алмазы звезд. Луна мчалась по небу, как яхта между рифами. Гиртман заметил фары машины, медленно двигавшейся по горному серпантину, и улыбнулся. Машина Мартена не приспособлена для такой езды. Среди зимы сюда поднимались только спецавтомобили: заграждение внизу полагалось держать опущенным, так что швейцарцу пришлось сбить замок. Он поставил Гюстава на землю. Мальчик прижался к нему, обнял за ноги и попросил: – Не делай так больше, папа, никогда не делай, пожалуйста! – Хорошо, сын. – Хочу вернуться! – Потерпи, скоро поедем. Машина Серваса преодолела последний отрезок пути и въехала на маленькую стоянку, где в теплое время года работал ресторанчик с террасой. – Идем, – сказал швейцарец. Он смотрел на майора, слишком легко одетого для царившего на этой высоте почти сибирского холода. Сервас заметил их, оставил дверь открытой и снова сел за руль. «Решил взять оружие», – подумал прокурор. Но Мартен развернул машину и осветил фарами людей и плотину. Гюстав заслонил глаза ладошкой, Гиртман заморгал. Сервас начал спускаться по лестнице, ведущей на площадку, но они видели лишь его силуэт, длинную черную тень, а он мог разглядеть их во всех подробностях. – Почему здесь? – спросил он, подойдя. – Эта дорога в зимний сезон – аттракцион не для слабонервных. Спускаться будет еще опаснее. Я думал, моя печень – VIP-персона… – Я тебе доверяю, Мартен. У меня в багажнике лежат цепи; «обуешь» колеса, и все будет в порядке. Иди сюда. Сервас подчинился, но смотрел он не на швейцарца, а на мальчика; тот тоже не сводил с него глаз. – Здравствуй, Гюстав. – Здравствуйте. |