Книга Осколки Сампо , страница 48 – Дмитрий Овсянников

Позже друзья все же набрели на многолюдное селение – хутора рассыпались по склону горы, на вершине которой возвышалась крепость Корппитунтури. Там произошёл случай, который Антеро ещё долгие годы не мог забыть и простить себе.

Подобно любому народу Суоми и Карьялы, похъёлане справляли Праздник Укко. Они приносили в жертву Небесному Хозяину быков и оленей, устраивали пиршества, состязания и игрища. На всеобщий Пир Укко приглашали всех без разбору – так велел старинный обычай, потому и двух чужеземцев в Корппитунтури приняли по-дружески. Но не пир с обильным угощением и не состязания привлекли в тот день юношу из Сувантолы. День Укко в Похъе совпал с Праздником ножен – днём выбора невест.

На поляне вблизи священной рощи собрались девушки со всей округи. День выдался ясный, будто само солнце пришло порадоваться хороводам, песням и весёлому смеху множества красавиц.

– пели девушки. Глядя на них, нарядных и радостных, не верилось, что все они – дочери и сёстры звероватых, завернутых в шкуры похъёлан. Неужели и эти красавицы чтят жестокого Хозяина зимы? Да быть того не может! Их взрастила добрая Рауни, Лемпи оберегал и холил их; сейчас, в день праздника, близ священной рощи не было места для тёмных похъёльских богов. Они явятся позже, когда придёт их время…

В детстве Антеро слышал немало сказок о том, как в логовах чудовищных хийси подрастали их прекрасные дочери – будущие жёны героев. Он с восторгом смотрел на игры похъёльских невест и никак не мог наглядеться. Звенел ветерок в юной листве берез, звенели украшения и амулеты, звенел заливистый девичий смех. На мгновение Антеро показалось, что он очутился дома – точно так же играли и веселились девушки на родных полянах Карьялы.

Здешний обряд сватовства не отличался от карельского – каждая девушка носила на поясе пустые ножны. Любой юноша мог подойти к своей избраннице и вложить в её ножны свой пуукко. Нож, оставленный в ножнах на следующий день, означал согласие девушки – после этого можно было идти в дом невесты и просить ее руки. Перед началом сватовства жениху надлежало метнуть нож в стену горницы – если бросок получался удачным и нож вонзался в дерево, можно было продолжать сватовство.

– Пойдем, Антти, ну их! – мотнул косматой бородой Тиэра. – Дались они тебе, ведьмино потомство!

– Погоди ты, – Антеро отвечал с улыбкой, сейчас юношу переполняло чувство, какого он не знал прежде.

Среди красавиц он углядел девушку, от которой уже не смог оторвать глаз. Звонко пели девицы в хороводе, но её голос звучал слаще всех; весело смеялись – и она звенела, словно серебряный колокольчик; ярко блестела на солнце листва берёз, но то был лишь отражённый свет, а девушка, казалось, сияет изнутри – светлая кожа, белая в тени тёмных, почти чёрных волос, нежный румянец на щеках, и глаза, зелёные лучистые глаза радостно глядят на залитую солнцем поляну! Сама жизнь, сама любовь… Любовь, Антти? Не это ли чувствуешь ты сейчас, когда сердце бешено стучит, и сжимается горло, готовое разразиться ликующим кличем!

Она совсем юная, игривая, словно ребёнок, маленькая и изящная. Она резвится среди подруг, играючи увёртывается от парней, оказавшихся рядом. Была не была! Антеро подошел к красавице с улыбкой и поклонился, приложив правую руку к груди. Как раз пришло время парням и девушкам танцевать вместе, взявшись за руки.

Ответив на поклон карела, маленькая похъёланка переменилась – отступило детское озорство, девушка притихла… Что это – робость перед чужеземцем? Любопытство? Зелёные глаза заглядывают в самую душу. Пусть бы не было ничего – только эти глаза, в них можно смотреть, не отрываясь, хоть всю жизнь!..

Антеро не заметил, как танец завершился. И, едва отпустив руки девушки, вынул пуукко и осторожно вложил в пустые ножны на поясе похъёланки.

Она вздрогнула, озарила его изумлённым взглядом и, смеясь, убежала в хоровод подруг. Краем глаза карел заметил, что несколько парней из местных бросают на него косые взгляды. Плевать на них, он свободный человек, гость на празднике Укко и муж не хуже прочих.

Всю ночь Антеро не мог заснуть. Он не торопил приход следующего дня, не изводил себя догадками о том, как ответит девушка, – он просто был счастлив. Юноша бродил окрест священной рощи, из света костров переходил в свет полной луны и обратно, и пел, пел во весь голос, не таясь и не задумываясь – слова новых рун приходили сами, лились нескончаемым потоком. Никто не удивлялся ему – в ту ночь гуляла и веселилась вся Похъя. День Укко нес общую радость всем, и каждому – свою особенную.

На следующий день Антеро явился на девичью поляну. Вот и красавица – завидев его, поспешила навстречу, пританцовывая, плавно разводя широкими рукавами, так похожими на птичьи крылья:

А из ножен так же, как вчера, выглядывает рукоять, вырезанная из карельской берёзы! Девушка подхватила Антеро за руки и увлекла за собой в середину хоровода, чтобы показать будущего мужа подругам.

– Радуйся, герой! – Тиэра хлопнул друга по плечу. – Теперь подыскивай сватов!

– А чего искать? – улыбался Антеро. – Ты же есть!

– Да только что из меня за сват? – для виду заупрямился саволайнен.

– Получше многих, – заверил его Антеро. – Тем паче больше я здесь никого не знаю.

Красавицу звали Велламо, и жила она в предместье Корппитунтури, в доме своего отца – знатного воина Ахто Хирвио. Поговаривали, что Ахто прижил дочь от наложницы – пленной лопарки, привезённой из очередного набега. Род Хирвио богат и многолюден, одних только сыновей у Ахто семеро, а свою единственную дочь он любит и бережёт как зеницу ока. Хирвио прославлен в краях Сариолы, наверняка заносчив и горд, как все похъёлане. Что ж, род Сувантолы не уступит ему в богатстве, а житье в Карьяле не в пример лучше похъёльского – в этом Антеро уже не раз убедился. Ахто не откажет жениху-чужеземцу и никогда не пожалеет, отправив дочь в Карьялу. Скоро Антеро смастерит самые красивые в Похъёле сани, раздобудет коня и вернётся в Сувантолу с молодой красавицей-женой!

Утром следующего дня Антеро и Тиэра постучались в ворота двора Хирвио. Двор словно нарочно повторял Корппитунтури с его высокой оградой и трехъярусным островерхим теремом посередине.

– Что за ужасный обычай – украшать забор человеческими черепами? – покосился на частокол Тиэра. – Самим не страшно?