Книга Берлинский боксерский клуб, страница 63 – Роберт Шареноу

Макс встретил меня совершенно спокойно. Мое появление его очевидно не рассердило, но и не заставило расплыться в хорошо знакомой мне широкой, добродушной улыбке. Он выглядел деловитым и, может быть, чуть-чуть раздраженным, как человек, которого оторвали от важного дела.

– Здравствуй, Карл, – сказал он и протянул мне руку.

– Простите, что я так, без предупреждения…

– Ерунда. Заходи. – Макс закрыл за мной дверь, но перед этим выглянул в коридор, словно хотел убедиться, что нас никто не видел. – У меня сейчас гости, они скоро уйдут, – сказал он. – Но тебе придется несколько минут подождать.

Ждать он меня посадил в небольшой комнате, расположенной справа от входа, прямо за прихожей. Даже по тому немногому, что я успел увидеть, было понятно, что номер у Макса просторный – трех- или четырехкомнатный – и богато меблированный. На столике рядом с креслом, на котором я сидел, стояла хрустальная ваза, полная зеленых мятных леденцов. Я не ел целый день, и при виде леденцов у меня от голода закружилась голова. Не долго думая, я схватил целую пригоршню, сунул в рот и начал с треском пережевывать леденцы, чтобы успеть проглотить, пока не вернулся Макс.

Кроме столика с вазой, в комнате был и старинный письменный стол. На нем стояли две фотографии в рамках: одна – официальный портрет Анни Ондры, другая – собственноручно подписанная Максу карточка Адольфа Гитлера. Я судорожно закашлялся оттого, что у меня в горле застрял острый кусочек разгрызенного леденца.

Макс тем временем возвратился в гостиную к своим гостям – это были, как я догадался, двое мужчин – и продолжил начатый разговор.

– Но мне же должны дать шанс на реванш, – сказал Макс.

– Американцы-то с радостью дадут, – ответил ему собеседник. – А вот с нашими родными властями дело сложнее.

– Начальство не хочет рисковать, – добавил второй мужчина. – Боится, что новое поражение вызовет смущение в Рейхе.

– Смущение в Рейхе! – со злостью повторил Макс. – У нас с Луисом счет один-один. Кроме меня никому не удавалось его победить. И я уверен, что снова смогу провести с ним хороший бой.

– Это все понятно, Макс. Но Гитлеру не нужен хороший бой – ему нужна гарантированная победа.

– У меня не будет другого случая вернуть себе титул.

– Начальству и не нужно, чтобы ты его возвращал. Ты уже был чемпионом мира в супертяжелом весе. Этого, с их точки зрения, достаточно. Новая попытка не стоит связанного с ней риска.

– Мне надо провести несколько боев в Европе. Доказать, что я все еще на многое гожусь.

– О европейских выступлениях не беспокойся. Их мы тебе точно организуем.

– А бой с Луисом?

– Это будет труднее и займет больше времени.

– Вы только представьте, какую сумму составит призовой фонд чемпионского боя против Луиса! – воскликнул Макс. – Вы просто обязаны мне этот бой устроить. Я же не молодею, а с каждым годом становлюсь старше. И я вам не вино, которое может стареть до бесконечности и становиться при этом только лучше. Я, скорее, как сыр, который, когда созреет, надо успеть съесть, пока не начал вонять.

Гости Макса засмеялись.

А у меня от возмущения горели уши. Моего отца чуть не зарезали насмерть. По всему городу безнаказанно грабят и избивают евреев. Весь мир рассыпается в прах, а Макс с приятелями, как ни в чем не бывало, болтают о боксе и деньгах.

А вдруг он просто не знает, что происходит вокруг?

Наконец Макс проводил своих визитеров. Я их так и не видел, а они не видели меня и остались в моем восприятии двумя бесплотными голосами. Закрыв за гостями дверь, Макс вошел в комнату ко мне.

– Карл, извини, что заставил ждать, – сказал он и украдкой бросил взгляд на подписанный снимок, с которого все это время на меня пялился Гитлер. – Идем в гостиную, поговорим. Анни за городом, а я пока пытаюсь решить кое-какие деловые вопросы.

Он проводил меня в просторную, богато обставленную гостиную, из окон которой открывался широкий вид на железнодорожный вокзал и на окрестные районы города. На стеклянном журнальном столике посреди гостиной лежала газета с крупным заголовком: ПО ВСЕМУ РЕЙХУ ПРОКАТИЛИСЬ ЕВРЕЙСКИЕ БЕСПОРЯДКИ. Не заметить его было нельзя, а значит, все Макс прекрасно знал.

– Садись, – сказал он, указывая на диван.

Но я остался стоять. Газетный заголовок парализовал меня и всколыхнул в груди отчаяние и ярость последних двух дней. С Максом я всегда разговаривал с уважением и тщательно взвешивал слова, но на этот раз удержаться не смог.

– Как вы это допустили?

– Ты о чем?

– Вот об этом! – сказал я, ткнув пальцем в заголовок. – Ведь вы же наверняка в курсе, что творится в городе, да?

– Да, – ответил Макс и неторопливо уселся напротив меня. – Все это… чрезвычайно неприятно.

– Неприятно? И вам больше нечего в этой связи сказать? И тем более нечего сделать?

– Я не вполне понимаю, чего ты ожидаешь…

– Вы влиятельный человек.

– Один я ничего не могу, – сказал он тихим, сдержанным голосом.

– Но люди прислушались бы к вашему мнению.

– Боюсь, все намного сложнее.

– Что – сложнее?

– Ты не понимаешь…

– Так растолкуйте мне.

– По-твоему, я одобряю происходящее в стране? – Он заговорил громче и тверже. – Или даже являюсь соучастником?

– Почему же тогда вы молчите?

– Такое сейчас время – все молчат.

– Но вы же не как все. Вы – Макс Шмелинг.

– Имя меня от ареста не спасет.

– Я в это не верю.

– А ты вспомни, что случилось с фон Краммом.

– Вы про Готфрида фон Крамма? Про теннисиста?

– Да. Он плохо отзывался о нацистских властях, и его отправили за решетку. Его карьера теперь кончена. И жизнь тоже. – Судя по тону, каким Макс это говорил, ему было очень важно, чтобы я его понял.

– Вы не Крамм. Вы – фигура другого масштаба.

– Ты многого не понимаешь.

– Да, совершенно верно. Я не понимаю, например, как вы, у которого столько друзей евреев, садитесь ужинать с Гитлером и Геббельсом.

– Я для них чужой. Я даже не член партии. – Он встал и начал шагать взад-вперед по комнате, короткими взмахами руки отмеряя ритм своей речи. – Как, по-твоему, что я должен ответить, когда меня приглашает глава нашего государства? Отказаться? Извините, сегодня не могу, у меня есть более важные планы на вечер.

– Почему бы и нет?

– Время сейчас очень трудное, Карл. Очень. Можешь верить, а можешь нет, но сейчас все должны соблюдать исключительную осторожность. Даже я. – Он подошел совсем близко ко мне. – Знаешь, о чем Анни попросила меня после поражения от Джо Луиса?