Онлайн книга «Смерть сердца»
|
– Эдди, твои цветы завяли. – Правда? Ну так выбрось их. Вытащив маргаритки из вазы, Порция с невольным отвращением взглянула на их склизкие, подгнившие стебельки. – Давно пора, – сказал Эдди. – Может, и вонь эта из-за них… В мусорную корзину, крошка, она вон там, под столом. Он взял вазу и хотел было унести ее в уборную. Но тут по полу застучали капли, потому что Порция так и стояла, держа маргаритки. Она сказала: – Эдди… Тот дернулся. – Ты не хочешь распечатать письмо от Анны? – Господи! От нее пришло письмо? – Ты его сам только что принес. Оно без марки. Эдди, не выпуская вазы из рук, натужно хихикнул. – Без марки? Ну надо же! Она, наверное, отправила его с посыльным. То-то мне показалось, что почерк похож на ее… – Тебе ли не знать ее почерк, – холодно отозвалась Порция. Она положила маргаритки на стол, глядя, как с них на скатерть натекает вязкая лужица, и взяла письмо. – Тогда я его распечатаю. – Не смей! Положи на место! – Почему? С чего бы? Чего ты боишься? – Помимо всего прочего, это письмо адресовано мне. Нечего тут вынюхивать! – Ну давай, читай же. Чего ты испугался? Что это у вас там за секреты? – Я не могу тебе рассказать, правда. Ты еще слишком юна. – Эдди… – Знаешь что, иди ты к черту, отвяжись от меня! – И пойду, мне все равно. О чем вы с ней говорите? – Ну, довольно часто мы говорим о тебе. – Но вы и раньше с ней много разговаривали, задолго до того, как ты познакомился со мной, так ведь? До того, как ты сказал, что меня любишь, до всего вообще. Я помню, как спускалась или поднималась по лестнице и слышала из гостиной ваши голоса, когда мне до всего этого еще и дела не было. Вы с ней любовники? – Ты сама не знаешь, что говоришь. – Я знаю, что о нас с тобой этого сказать нельзя. Мне все равно, что ты там делал раньше, но становится невыносимо при одной мысли о том, что ты, наверное, скажешь сейчас. – Тогда зачем спрашивать? – Потому что я все еще надеюсь, что ты скажешь, что на самом деле все совсем по-другому. – Ладно, мы с Анной любовники. – О… правда? – Ты мне не веришь? – Откуда же мне знать правду. – А мне показалось, ты не очень-то и удивлена. Зачем поднимать столько шума, если ты сама не знаешь, чего хочешь? И, кстати, мы с ней не любовники, она для этого слишком осторожна и слишком умна, и как по мне – в ней нет ни капли страсти. Она любит драмы посерьезнее. – Тогда почему ты… – Твоя беда в том, что ты с самого начала слишком уж старалась меня раскусить. – Правда? Но ты же сам сказал, что мы любим друг друга. – Раньше ты была куда мягче, куда милее. Да, раньше ты была – и я однажды так тебе и сказал – единственным человеком, которого я безо всяких усилий мог полюбить. Но в последнее время, после Сила, ты стала совсем другая. – И Матчетт говорит то же самое… Эдди, ты не прикрутишь огонь? – Что такое? Тебе нехорошо? Отчего тебе нехорошо? Давай-ка присядь тогда. Он торопливо обежал вокруг стола, не спуская с нее сурового взгляда, будто подзуживая ее сдаться, провалиться с глаз долой. Надавил тяжелой ладонью ей на плечо, втолкнул в кресло. Эта его обостренная бесчувственность не была наигранной – он по прежней привычке уселся на подлокотник кресла, невозмутимо уставился куда-то Порции за спину и захихикал, словно во всем происходящем не было решительно ничего необычного. – Если ты, крошка, хлопнешься тут в обморок, я из-за тебя потеряю работу. Он снял с нее шляпку, положил на пол. – Вот так-то лучше. Господи, как же жаль, что ты не куришь, – сказал он. – Не разжечь ли снова огонь? И отчего это ты готова хлопнуться в обморок? – Ты сказал, что все кончено, – сказала Порция, глядя прямо ему в глаза. Они смотрели друг на друга, не веря тому, что видят, пока Эдди не отвернулся и не спросил: – Я поступил дурно? – Откуда мне знать? – Жаль, что ты не знаешь. – Хмурясь, знакомым жестом дергая себя за нижнюю губу, отчего эта беседа превратилась в призрачное отражение их прошлых, куда более радостных разговоров, Эдди сказал: – Потому что, видишь ли, сам я не знаю. Может, я вообще какое-то чудовище, а я, честно, понятия не имею… В том, что я говорю, кажется, никогда не было никакой нужды. Неужели моя жизнь и вправду так омерзительна и так страшна? Я не знаю, как это выяснить. Вот бы ты была чуть постарше и знала бы чуть побольше. – Ты единственный, кого я… – В этом-то вся загвоздка, об этом-то я и говорю. Ты не знаешь, чего от меня можно ждать. Не сводя встревоженных глаз с его лица – глядя на него с таким отчаянным вниманием, будто пытаясь усвоить урок, она сказала: – Но, Эдди, ведь всего случившегося никогда раньше не случалось. То есть мы с тобой самые первые люди, которые были нами. – Но у других как-то получается понять, что к чему, – сама видишь. Все женщины, которых я знал, все, кроме тебя, Порция, вполне понимали, чего от меня ждать, и это вселяет в меня маленькую, но надежду. И плевать мне, насколько они заблуждались, так хоть как-то можно было жить. Но ты швыряешь мне в лицо обвинение за обвинением с тех самых пор, как ты спросила, почему я держал за руку эту потаскушку. Как по тебе, так каждая треклятая мелочь должна быть либо черной, либо белой, и все, ты уже готова отмахнуться от всего человека. Может, ты, конечно, и права, кто знает. Но это попросту невыносимо. Мне уже кажется, будто я схожу с ума. Я жил так, как жил, потому что по-другому жить не могу. Да, я понимаю, что ты от этого страдаешь, но откуда мне знать, что ты сама в этом не виновата, просто потому, что это ты так устроена? Или что ты, например, страдаешь не больше других, а просто поднимаешь больше шума? Одни и те же безнадежные суждения ты применяешь практически ко всему: я, например, говорю, что люблю тебя, а ты ждешь, что я буду тебе доброй мамочкой. Тебе еще чертовски повезло, что у меня самые невинные намерения. И я никогда тебя не обманывал, правда ведь? – Ты обсуждал меня с Анной. – Ну, это совсем другое. Тебе-то я всегда говорил правду, разве не так? – Не знаю. – Так говорил или нет? Не будь я так до безобразия наивен, разве удалось бы тебе довести меня до такого состояния? Любой другой на моем месте потрепал бы тебя за подбородочек, обвел бы вокруг пальца, а потом бы еще посмеялся над такой дурочкой, как ты. – Ты тоже надо мной смеялся. Ты смеялся надо мной вместе с ними. |