Книга У темного-темного леса, страница 44 – Любовь Ремезова, Дарья Снежная

А ведь казался нормальным парнем.

Я стрелой пронесся по коридору, повернул на лестницу, взлетел по ней, проскочил этаж насквозь, спустился… Метался по школе, не признаваясь самому себе, что ищу счастливчика, не ценящего выпавшей ему удачи. И неожиданно наткнулся на Тонана Фарра во внутреннем дворе школы.

Подонок трепался с приятелями под увитой плющом стеной. Самообладания еще хватило отозвать его в сторону, к колодцу, но когда он подошел и с улыбочкой спросил, чего я хотел…

Зависть, и ревность, и ярость, что он посмел довести до слез мою — мою! — Шелу ударили в голову, и я, ухватив подонка за грудки, как следует его тряхнул:

— Если ты, сволочь, еще раз обидишь Шелу… Если из-за тебя она опять заплачет!

В глазах щенка мелькнула не вина, не понимание — гнев. Удивление. Как будто, я был неправ. Как будто, я не имел права на вмешательство.

Остатки самоконтроля снесло в Бездну, и я, выпустив из одной руки его воротник, ухватился освободившейся рукой за ремень, и рывком подняв соперника, перевалил его через каменный борт колодца, который кто-то раскрыл, да так, открытым, и бросил.

Хладнокровно позволил грузу скользнуть в провал, перехватил жертву за щиколотки и ощутил, как увесистое тело, скользнув вниз, оттянуло мне руки.

Со стороны, где стояли его приятели, раздались вопли, откуда-то уже бежали на помощь, кто-то стоял совсем рядом, и не решался вмешаться — мне было плевать.

Искушение разжать пальцы было велико. Отпустить — и сказать, что так и было.

Подержав ублюдка в колодце некоторое время, я вытащил его обратно. Поставил на ноги, и придавив локтем горло, прижал спиной к одному из столбов, держащих крышу сруба. Щенок рассадил скулу о камень, рубаха разорвалась возле шнуровки, но он не кричал и не пытался отодрать мою руку, только смотрел с яростной ненавистью. Я надавил локтем чуть сильнее:

— Если она еще раз из-за тебя заплачет — шею сверну, как цыпленку. Ты меня понял, урод?

И сам не поверил, что это шипение — мое.

Ослабил нажим, и сопляк ответил, как выплюнул:

— Понял! — Он рванулся из рук, полоснул взглядом взбешенного зверя, крикнул куда-то в сторону: — Все нормально! У нас тут… свои дела!

Я вздернул губу в беззвучном оскале, развернулся и ушел. Бешенство схлынуло, оставив после себя опустошение, тоску и зависть к этому удачливому мальчишке. Где-то в глубине души, на самом ее дне, ворохнулся стыд. Я задавил его воспоминанием о заплаканном лице своей целительницы и размашистым шагом вышел за школьные ворота.

Пожалуй, мне лучше проветрить голову.

* * *

Невен ушел, оставив после себя настроение странное до крайности: тревожное, беспокойное. Ну, зато слезы по Кайдену и по безответной любви лить больше не хотелось.

Мы с Нольвенн до самых сумерек просидели в задумчивости и в молчании, перебирая каждая свои мысли. А как завечерело за окном, так Нольвенн собираться стала: косы заново переплела, вплела в них ленты шитые, нарядные. Платье переменила, и рубаху под платье вздела тоненькую, из праздничных, что не всякий день из сундука доставала.

Я аж заулыбалась, глядя на прихорашивающуюся подругу. Давно, ой, давно она такой не была — целую неделю! Она, вдевая в ушко серьгу, перехватила в зеркальце мой взгляд — и улыбнулась в ответ. И без слов было понятно, куда она с таким тщанием собирается.

Меня так и подмывало спросить ее, кто же ее счастливый избранник, но Нольвенн в зеркальце хитро отвела взгляд. Я чуть не взвыла с досады. Поняла, что не скажет, коза прыгучая!

И ведь нравится ей, паршивке, что любопытство меня гложет. Я возмущенно засопела, и тоже собираться стала. Серег да ожерелий надевать не стала, не для кого мне наряжаться, а вот косу переплела, и платье оглядела — не слишком ли мятое?

Убедившись, что выгляжу опрятно, я крутнулась на пятках и ушла, так и не сказав вредной подруге ни слова. Мне, может, на свиданки бегать и не к кому, но и другие дела найдутся. Решила ведь, что как вернется Кайден, так и возьмусь за ум, за лечение.

Вот и не буду откладывать — найду его и расспрошу, как изменилось его состояние за неделю, хватает ли ему зелий, не нужно ли восполнить запас. И, самое главное — а принимал ли он вообще те зелья без надзора?

Вот только Кайдена я найти не успела. На полдороге перехватил меня Тонан, мой добровольный ученик, и попросил о разговоре. Я согласилась, и он, взяв за руку, отвел меня в укромный угол двора, подальше от внимательных школярских глаз.

— Шела, я тебя чем-то обидел?

Тонан сегодня был непривычно серьезен. А еще щеголял внушительной ссадиной на лице.

Я растерялась:

— Да нет, с чего ты взял? — И потянулась к его скуле. — Давай залечу!

Парень перехватил мои руки, отвел от своего лица. Я улыбнулась и хотела уже пошутить о разумных старшекурсниках, не доверяющих целителям-недоучкам, но Тонан не дал. Держа меня за запястья, бережно, но сильно, и глядя в глаза, рунник все так же серьезно продолжил:

— Шела, ты замечательная девушка. Ты мне очень нравишься. Если я тебя чем-то обидел — просто скажи мне, и я постараюсь все исправить. И поверь, что это не было сделано специально.

Я потеряно моргнула:

— Тонан, что… Да с чего ты взял? — тихо и недоуменно повторила я.

Он продолжал смотреть испытующе и серьезно.

— Ты действительно на меня не обижаешься?

Я покачала головой:

— Нет.

— Но, если бы такое случилось, если бы я тебя обидел, ты бы мне сказала? — рунник впился в меня испытывающим, цепким взглядом.

— Наверное. — Я пожала плечами. — С чего бы мне молчать?

Я потянула на себя руки, и Тонан разжал пальцы, освобождая меня из захвата. Я снова потянулась к ссадине, но парень не дался, отвел лицо.

— Шела. — И пристальный взгляд впился, кажется в самую мою душу. — Ты будешь со мной встречаться? Согласна стать моей девушкой?

Я растеряно отвела взгляд, замялась. Кажется, этот разговор случился раньше, чем я надеялась, и раньше, чем я успела к нему подготовиться. Заблеяла беспомощно:

— Тонан, понимаешь… Я… Но… — Я вскинула на него глаза и, собравшись с духом, выпалила: — Тонан, дело не в тебе, ты хороший, очень хороший, но я…

Он смотрел грустно и понимающе.

— Все ясно. — И улыбнувшись мне через силу, я явно это видела, продолжил: — Ладно, иди, Шела.

— Подожди! Дай я хоть лицо тебе залечу…

Рунник отмахнулся:

— Да брось ты! Ерунда, само заживет.

Развернулся и пошел куда-то широким стремительным шагом.

— Тонан! Ты куда? — окликнула я и сама поморщилась, как глупо это прозвучало.