Книга Нож , страница 99 – Ю Несбе

– В общем, ты вывернулся, – заключил Харри.

Он посадил Петера Рингдала на диван, а сам расположился напротив в кресле с высокой спинкой. Правая рука Харри отдыхала у него на груди, но по-прежнему сжимала пистолет.

Рингдал кивнул:

– У меня в крови нашли следы алкоголя, но недостаточно, чтобы привлечь к ответственности. Родители девушки подали на меня заявление в полицию, но я был полностью оправдан.

Харри кивнул. Это совпадало с информацией, которую Кайя обнаружила в базе полиции.

– Повезло тебе, – сухо заметил он.

Рингдал покачал головой:

– Я тоже так думал, но ошибался.

– Вот как?

– Я потом не мог уснуть целых три года. Я хочу сказать, что не спал вообще ни единого часа, ни одной минуты, ни секунды. Те полтора часа, что я проспал там, в горах, оказались последними. Мне ничего не помогало: таблетки сводили с ума и нервировали, алкоголь вгонял в депрессию и озлоблял. Сперва я думал, что боюсь: вдруг какой-нибудь водитель, случайно проезжавший мимо, даст показания, и меня схватят. И я ничего не мог поделать с собой до тех пор, пока не понял, что проблема заключается совсем в другом. У меня возникли мысли о самоубийстве, и я обратился к психологу, рассказав ему другую, придуманную историю, но с таким же содержанием: как я неумышленно стал причиной смерти другого человека. И психолог объяснил: моя проблема в том, что я не отбыл срок. Надо понести наказание. И тогда я придумал, как это сделать. Я перестал пить таблетки, покончил с алкоголем. Начал спать. Излечился, потому что отбыл срок.

– И каким же, интересно, образом?

– Я делал то же, что и ты, Харри. Я старался спасти как можно больше невинных жизней, чтобы компенсировать смерть человека, случившуюся по моей вине.

Харри посмотрел на маленького черноволосого мужчину, сидевшего на диване.

– Я посвятил свою жизнь одному проекту, – произнес Рингдал и взглянул на скульптуру спутника, до которой добрались солнечные лучи, отчего в гостиную теперь попадали яркие отблески. – Придумал будущее, в котором ничья жизнь не окажется бессмысленно загубленной в результате аварии. Я говорю о жизни не только той девушки, но и о своей собственной.

– Самоуправляемые автомобили.

– Вагончики, – поправил Рингдал. – И вовсе не самоуправляемые, они управляются централизованно, через компьютер. Они не могут столкнуться, поскольку изначально выбирают оптимальные скорость и маршрут, исходя из положения других вагончиков; тут все подчиняется логике матрицы и физики, и таким образом устраняется возможность совершения смертельной ошибки человеком, который сидит за рулем.

– А фотографию погибшей девушки…

– …я с самого начала повесил прямо у себя перед глазами, чтобы никогда не забывать, ради чего я все это делаю. Ради чего сношу насмешки журналистов, упреки инвесторов, банкротства и угрозы со стороны автопроизводителей. И почему я до сих пор работаю по ночам, когда не занят в баре, который, как я надеюсь, принесет достаточно средств, чтобы профинансировать мою идею, нанять толковых инженеров, архитекторов и снова вынести свой проект на повестку дня.

– О каких угрозах ты упомянул?

Рингдал пожал плечами:

– Я получал письма с определенным подтекстом. Парочку подбросили прямо под дверь. Формально привлечь авторов не за что, но мне хватило, чтобы обзавестись вот этим. – Он кивнул на пистолет, по-прежнему лежавший на полу.

– Хм… Довольно много пищи для размышлений, Рингдал. Почему я должен тебе верить?

– Потому что я говорю правду.

– А когда это служило основанием?

Рингдал засмеялся:

– Возможно, этому ты тоже не поверишь, но когда ты стоял позади меня, вытянув руку и приставив к моей голове пистолет, то находился в прекрасной позиции для сэойнагэ ^[49]. Если бы я захотел, ты бы лежал спиной на паркете еще до того, как сообразил, что произошло, обезоруженный, не в силах вдохнуть.

– Так почему же ты этого не сделал?

Рингдал пожал плечами:

– Ты показывал мне фотографию.

– И?..

– Настало время.

– Время для чего?

– Рассказать. Рассказать правду. Всю правду.

– Хорошо. Может, тогда продолжишь каяться?

– В смысле?

– Ты уже сознался в одном убийстве. Как насчет второго?

– Ты о чем?

– Об убийстве Ракели.

Каким-то страусиным движением шеи Рингдал откинул голову назад.

– Ты думаешь, это я убил Ракель?

– Отвечай быстро, не раздумывая: почему твои отпечатки пальцев оказались на голубом стакане, обнаруженном в посудомойке Ракели, где грязная посуда никогда не стояла больше суток? Почему ты не рассказал полиции, что был у нее в доме? И почему вот это лежало в ящике твоего комода? – Харри вынул из кармана куртки красный шарф Ракели и показал его Петеру.

– Все очень просто, – сказал Рингдал. – Объяснение самое элементарное.

– Какое же?

– Она заходила сюда за день до того, как была убита.

– Сюда? Но почему?

– Потому что я ее пригласил. Я хотел уговорить Ракель продолжить работать в «Ревности» председателем правления. Помнишь, я тебе рассказывал?

– Да, я помню, что ты это говорил. Но еще я знаю, что Ракель никогда бы не заинтересовалась твоим предложением: она помогала в баре только ради меня.

– Да, именно так она и сказала, когда пришла.

– А зачем она вообще пришла?

– Ракель преследовала свои цели. Она хотела уговорить меня купить для бара партию голубых стаканов, которые, как я понял, изготовляет сирийская семья, держащая стеклодувную мастерскую поблизости от Осло. Ракель принесла с собой один стакан в качестве образца, чтобы убедить меня, что это превосходный сосуд для напитков. Но мне он показался тяжеловатым.

Харри представил себе, как Петер Рингдал держит в руках стакан, взвешивает его, потом отдает обратно Ракели, а она везет его домой и ставит в посудомоечную машину. Неиспользованный, но и не чистый.

– А шарф? – спросил Харри, уже зная ответ.

– Он остался лежать на шляпной полке после ее ухода.

– Зачем ты переложил его в комод?

– Шарф пах духами Ракели, а моя постоянная подружка обладает обостренным обонянием и очень ревнива. Она должна была прийти тем же вечером, и мы оба чувствуем себя намного лучше, когда она не подозревает меня в донжуанстве.

Харри постучал пальцами левой руки по подлокотнику.