Книга Самая страшная книга. Призраки, страница 33 – Максим Кабир

Два надгробия в тени мимозового дерева…

– Это могила моего жениха. А это – моя.

Профессор едва не подавился пивом.

– Неужели сама созналась?

– Вы же знаете, сэнсэй, в Японии места на кладбище нередко покупают загодя, при жизни. Вот Юки и ее бывший жених купили себе участок, чтобы после смерти лежать рядом. Романтично ведь?

Сакаи скептически хмыкнул.

А я спросил Юки:

– Ты любила его?

– Очень. – Глаза над марлевой маской затуманились. – Мы были счастливы, но он бросил меня. Уехал за границу. Завел там семью, и наши могилы останутся пустыми.

Я обнял ее, и она нарисовала пальцем иероглиф «вечность» на моей груди.

– Да слышал я эту историю, – воскликнул профессор. – Ей лет сто, и у нее есть окончание. Иностранец соблазнил девушку и сбежал на корабле. Она кинулась в море и утонула. Но и он не уплыл далеко. Проклятие умирающей девушки обратило его в призрак, который вечно скитается в поисках родины. Что-то вроде вашего Летучего Голландца. А теперь скажите мне, Виталий-сан, коронную фразу всех влюбленных остолопов.

– Она не такая? – предположил я наугад.

– Бинго, – осклабился он.

В понедельник поднялся сильный ветер. Он ломал толстые стебли бамбука и тащил на поводке рычащую грозу. За парком Мино, за холмами, грохотал гром.

– Мой друг считает, что ты – привидение, – сказал я ей у фонаря, где мы обычно расставались.

– Ты тоже так считаешь? – спросила она, улыбнувшись уголками глаз.

– Мне наплевать.

Показалось на миг, что она не уйдет или что позовет с собой к уютно горящим огням высотки. Но она ускользнула, и я побрел впотьмах, и парк ощетинил ветки и перетасовал тени.

Фонари гасли за моей спиной, будто проклятые души выпивали из них электрическое масло. Клены алчно тянулись ко мне, как дзюбокко, деревья, выросшие на полях сражений и пропитавшиеся кровью. Замешкаешься – и они вцепятся, высосут досуха. Я ускорил шаг, опасливо косясь по сторонам. Умолкли обезьяньи переклички. Тьма настигала скачками, ветер выл уродливой пересмешницей Кэракэра-она и преследовал по пятам.

Байки Сакаи обрели дымчатую плоть, зубы и когти. Я вскрикнул, споткнувшись обо что-то мягкое, и полетел на асфальт. Руки взметнулись к лицу. С них стекала красная липкая жидкость. Кровь, но не моя.

Я встал и подошел к распластавшемуся на аллее телу. Предложение помочь не было произнесено: я увидел серую шерсть, удлиненные конечности. Обезьяна. Мертвая. Изувеченная. С выпотрошенными кишками и разорванной глоткой.

Я попятился, и в эту секунду сквозь дырявое седзи неба хлынул дождь.

– Выглядишь хреном, – сказал Юрика, когда я ввалился в комнату, промокший и бледный. За время моего отсутствия он приготовил суп из тофу и украсил стены плакатами «Окон РОСТа».

– Надо говорить «хреново выглядишь», – поправил я автоматически, и он сделал пометку в своем блокноте.

Цую, сезон дождей, начался точно в срок. Ветер хватал за космы деревья, выкорчевывал белые кусты гортензии у общежития. По ночам я ворочался в постели, слушая громовые раскаты. Спал на животе, как советовал профессор, чтобы шаровая молния Раджу не забралась в мой пупок.

В парке Мино дежурили защитники животных, похожие на наших хиппи из Лисьей Бухты, но трупы обезьянок продолжали находить, а на окраине Киото припозднившуюся женщину исцарапал до крови Кама-итачи, штормовой горностай.

– Вы правда в это верите? – спросил я профессора.

Он позвонил мне днем и настоял на прогулке за городом. Полноводная река с островками, цапли, веревочные мосты – я действительно развеялся и на час забыл про свою таинственную Гюльчатай.

Засидевшись в кафе, мы опоздали на пригородный автобус и шли пешком по трассе. Над пустынными рисовыми полями стелился зеленоватый туман. Из заболоченной земли проклевывались первые всходы.

– Ну, вы же верите, что ваша девушка – человек, не имея на то никаких оснований, – хитро улыбнулся Сакаи.

– У меня на родине с этим проще, – сказал я. – Там человек – это почти всегда человек.

– Безнадега, – поморщился профессор.

В сумерках носились летучие мыши. Луна серебрила лужи.

– Она, кстати, не объявилась, ваша Юки?

Я покачал головой. Минуло десять дней с нашей последней встречи, и я ужасно скучал по ее глазам.

– До сих пор болеет.

– И что это за болезнь, вы, конечно, не в курсе? Так я и думал. Не волнуйтесь, Виталий, скоро лето, а летом они особенно активны.

Мыши шуршали крыльями в темноте. Лягушки орали, деля между собой расчерченные квадраты рисового поля. Туман клубился над ним, как пар над крепким зеленым чаем.

– А вы сами встречали призраков?

Он молчал с минуту. Ответил серьезно:

– В детстве я пытался сделать екай.

– Сделать? Как это?

– Существует способ. У меня был пес лабрадор по прозвищу Сэми. Я все рассчитал. Дождался, когда родители уедут в Токио на неделю и привязал Сэми к забору. Поставил миску с мясом так, чтобы он не мог до нее дотянуться. Он рвался, натягивал цепь, но от еды его отделяло несколько сун. Голод усиливался изо дня в день, Сэми звал меня, умолял на своем собачьем языке, а я наблюдал.

Профессор перевел дыхание, вытер пересохшие губы.

– Когда Сэми достиг высшей точки исступления, я взял топор и отрубил ему голову. Он не должен был умереть полностью, а лишь превратиться в Ину-гами. Он дал бы отпор моим школьным врагам, мой личный екай. Но…

Сакаи кашлянул виновато.

– Дохлый пес остался дохлым псом. Я похоронил его в саду, а родителям соврал, что Сэми сбежал. Но я по сей день надеюсь увидеть призрак. Уже не приручить, а хотя бы увидеть. Так что буду рад, если вы с Юки пригласите меня на свадьбу.

Он вновь улыбался как ни в чем не бывало.

– Почему Япония? – спросил он вдруг. – Откуда в русском парне столько любви к чужой стране?

– Ну, – произнес я.

В общежитии ко мне бросился Юрика.

– Она приходила! Она искала тебя! Девушка в маске. Около девяти часов. Она просила передать тебе это.

Я уставился на черно-белую фотографию, изрядно попорченную влагой. Сердце надрывно колотилось в груди.

– Она сказала: двадцать пятая квартира.

– Не жди меня! – крикнул я, сбегая по лестнице.

В парке Мино за мной погнались какие-то люди, но я перепрыгнул через забор. Огни высотки. Размалеванный граффити подъезд. Ее квартира.

Она отворила мне сразу, и я обнял ее за плечи и покрыл поцелуями прохладный лоб. Юки дрожала в моих руках и шептала: