Онлайн книга «Самая страшная книга. Призраки»
|
Мать повела костлявым плечом. – Тамарка сказала, что работников культуры будут эвакуировать, – в голосе проскользнули завистливые, раздраженные интонации, – наверное, и ее вывезли. Савва растерянно глядел в пустую тарелку. Недоумевал, как хряпе удалось так быстро закончиться. – Вряд ли, – произнесла Яна. – Она бы попрощалась. Девочка спрыгнула со стула, дернула брата за воротник: – Идем гулять, обжора. – А когда мы будем обедать? – Савва бросил тоскливый взор на печь. В котелке плавало размякшее от вываривания коровье копыто, из которого семья Ждановых десятый день цедила бульон. – Когда добрые дела сделаем, – парировала Яна. Мама оцепенело улыбалась, пока они надевали пальтишки, пока сестра помогала младшему брату укутаться в платок. Подъезд смердел отходами человеческой жизнедеятельности. Канализацию отключили, а у большинства жильцов не хватало сил вынести экскременты на улицу. – Почему мама не попросила у тети Тамары жмых? – Потому что клянчить – нехорошо, – пояснила Яна. – А что такое бифштекс? Девочка замялась, решая, что хуже: соврать или лишний раз раздразнить фантазию братика, и без того бурную. – Не знаю, – сказала она, решив. На втором этаже она остановилась и постучала в дверь. – Стелла Сергеевна! У вас все нормально? Стелла Сергеевна! Пожилая соседка работала в Публичной библиотеке и, когда была возможность, угощала детей сахаром. По утрам она играла на пианино Гайдна, Грига, Дебюсси. Особенно Яне нравились рапсодии Рахманинова. – Ее забрал Африкан, – сказал Савва, топчась в луже нечистот. «Опять двадцать пять», – вздохнула Яна мысленно. – Я тебе говорила, что никакого Африкана не существует? Как и Кощея, и Змея Горыныча. – Он существует, – упорствовал Савва, – я его ночью видел. – Он тебе приснился? – Не-а. Ты уснула, а я в окно посмотрел. Он у нас по двору ходил. Вот такой высокий! Савва встал на цыпочки и поднял к потолку руку с деревянной лопаткой. – Такой? – Яна отмерила рост по своему плечу. – Не! Как два этажа, вот! – Ну-ну, – девочка повторно постучала в дверь и, не дождавшись ответа, побежала по ступенькам. Уточнила на бегу: – Он что, из Африки, что ли? Негр? – Он Африкан. – Ясно. А почему он должен был забрать Стеллу Сергеевну? – Потому что он плохой. – Савва пыхтел оттого, что приходилось пережевывать очевидные факты. – Самый плохой. Они вышли из подъезда, и Яна проверила, хорошо ли сидит на брате ушанка. Близился март, но аномально холодная зима по-прежнему властвовала в Ленинграде. – Подумай, Савелий, бывает ли на свете кто-нибудь хуже фашистов? Савва честно думал полминуты. – Африкан, – сказал он, взвесив все за и против. – Дурачок ты, Савелий. – Яна одарила брата легким подзатыльником. Выбегая из арки, дети едва не врезались в дворника Лядова. Худой, как жердь, с опухшим от водянки лицом, он апатично ковырял снег лопатой. Лядова контузило на финской войне, и как-то мама сказала, что у него гречка в голове, а Савва расплакался, услышав слово «гречка». – Здравствуйте, дядя Архип, – приветствовала соседа Яна. Мужчина уставился на нее воспаленными глазами. Пробормотал что-то нечленораздельное. Савва подергал за рукав снизу. Прошептал: – Спроси у дяди Архипа. – Что спросить? – Про Африкана. Он его тоже видел ночью. – Ага, – фыркнула Яна, – буду я позориться. И увлекла за собой зазевавшегося брата. Дворник смотрел им вслед и непрерывно бормотал. Улица была изрыта траншеями и воронками. Похожие на призраков люди брели по тротуару. Целенаправленно, медленно, вязко как во сне. Шатающийся милиционер. Ковыляющий на костылях подросток. Дистрофичная женщина с кастрюлей грязи. – Сладкая земля! Меняю на хлеб сладкую землю! С бадаевских складов, вся засахаренная. – Не ври! – устыдил женщину калека. – Ты ее здесь же и нарыла. – Молчи, молчи, дурак! Савва прилип к сестриному бедру. Она крепко сжала его кисть в заштопанной варежке. Мороз щекотал открытые участки кожи, но по сравнению с недавними минус тридцать казался пустяковым. Из магазина на углу вылетел взлохмаченный парень. В руках – буханка хлеба. Он рвал ее зубами и, давясь, глотал смешанные с мукой опилки. – Ловите вора! Прохожие, те, у кого оставались силы, сбили парня в сугроб, принялись пинать ногами. Продавщица намеревалась отнять буханку, но ее грубо оттолкнули. Толпа отклевывала хлеб, не забывая вновь и вновь наносить удары. Кто-то выхватил окровавленную корку прямо из разбитого рта воришки. Жадно проглотил клейкую массу. Яна стиснула губы в ярости, ускорила шаг. – Там хлебушек, – робко сказал Савва. Он размышлял о крошках, попавших в щели брусчатки. – Заткнись, – поморщилась Яна, – только о жратве и думаешь. Хочешь быть как они? Мальчик замотал головой. Впереди подпирающие друг друга старички катили санки. На ухабе санки вильнули, и из них вывалился закутанный ребенок. – Бабушка! Дедушка! Эй, погодите! Старики не слышали. Яна подбежала к распластавшемуся на тротуаре ребенку, склонилась над ним. – Сейчас, малыш… Порыв ветра откинул в сторону пеленки, обнажил синюшное лицо. Оно влажно блестело и пахло прогорклым сыром. Из крохотной ноздри высунул белую головку опарыш. Яна сдержала крик. Ткнула Савву себе в бок, поволокла прочь. Мимо стариков, катящих пустые саночки. Мимо призраков. Мимо голода. – А ты знаешь, какое у Феди прозвище? – спросил Савва. Они шли по набережной. Слева лежала закованная в лед Мойка. – Какое? – Говняшка! – Савва звонко рассмеялся, и несколько идущих навстречу скелетов неодобрительно заворчали. – Кто тебе такое сказал? – Его двоюродный брат со мной в садик ходил. Говорит, что Федя пальцы говняшками мажет и нюхает. – Бред. И, кстати, тех, кто сплетни распускает, их в пионеры не принимают. И в армию не берут. Ты слышал когда-нибудь, чтобы я про кого-то такие гадости говорила? Или папа? |