
Онлайн книга «Синяя лихорадка »
И Изабелла кричит, кричит им: «Надо убегать прямо сейчас, пока ещё не поздно!», но они не слышат её, пытается хватать их за плечи, но руки проходят сквозь тела, они поют свою песнь любви, и у них ещё нет слёз, они счастливы и не знают, что обречены… И у Изабеллы, стоящей на балконе, тоже нет больше слёз. Всё идёт так, как и задумал творец этого действа и не ей бороться против его воли… «А я никого не люблю, и не любила» – грустно подумала Изабелла. В кулисах появился хозяин балагана, он сочувствующе улыбнулся ей, снова приложил палец к губам. На секунду показалось, что всё вокруг словно окутал туман, предметы стали какими-то вязкими, потеряли абрисы. Но эта секунда быстро кончилась… Действительность начала обретать чёткость. Размытые контуры исчезали, становились резкими, ясными. Девушка опять оглянулась, не понимая, где она. Балкон стал каким-то угловатым, с большими прозрачными окнами. А под ним не было привычной площади, не просматривались соседние дома и наступал уже вечер. Почему-то казалось, что она находится очень высоко над площадью, убеждаться в этом не хотелось, слишком страшным казалась сама мысль всмотреться в эту бездну. Но где-то в глубине сознания зрело и крепло понимание того, что эта бездна привычна и обыденна, в ней нет ничего страшного. Одежда тоже казалась чужой, непривычной. Не было тяжёлого, многослойного платья; ноги, открытые на всю длину, обтягивала до колен плотная тёмно-синяя ткань. Откуда-то пришло название: «леггинсы», и вскоре она перестала чувствовать инородность этой казавшейся ещё недавно совершенно неприличной одежды. То, что было надето на ней сверху, открывало руки ниже локтя, живот, а также оттопыривалось на груди. Топик, вот что это! Постепенно уходило всё, связанное с настоящей жизнью, а всё необычное, непонятное, дикое и непривычное становилось родным и понятным: и ничем не прикрытые короткие волосы, и странная мягкая обувь на тонкой подошве, и золотая цепочка на лодыжке. Последняя тень удивления промелькнула в голове, когда она подняла к лицу плоскую блестящую коробочку, которая вдруг засветилась огнями и зазвучала красивой мелодией. Она долго смотрела на игру огоньков, потом вспомнила, что нужно делать и провела пальцем по прозрачной крышке, на которой красовался портрет юноши с короткой причёской и выразительными синими глазами. Смартфон – мысль прозвучала отдалённым эхом, и больше ничего уже не напоминало девушке о старинном городе, узких улочках и ворохе нелепой одежды, стесняющей движения… – Белка, ну ты чё, опять трубу кинула куда-то, найти не можешь? – Сам ты Белка! – огрызнулась она. – Ещё раз так назовёшь, пошлю на фиг. Послушаю папеньку и выйду замуж за Парика. Он богатенький, не то, что ты! – Ага, давай! Парик пацан конкретный, твои выбрыки терпеть не будет, не то, что я! Это точно! – Ладно Юр, кончай гнать! – примирительно произнесла девушка, – Только больше не называй меня Белкой, сколько же можно тупить? Сказала ведь – Бэла! С одним «л», как у Лермонтова! Ты где? – В Караганде! На аллейке тут рядом, на лавке. Давай уже, спускайся, а то припрутся твои родаки, и не пустят! – Иду уже, иду! Юра ждал на лавочке в скверике неподалёку, потягивая светлое пиво из бутылки. Бэла плюхнулась рядом, недовольно проворчала: – А мне не мог взять, кавалер? – Ох, блин, как же это я? Счас закажу такую же! – Он приподнялся, запустил руку за спину, вытащил ещё одну бутылку. – О, молодцы. Уже доставили! Прошу, мадмуазель! – Трепло ты, Юрчик! – девушка потянулась к нему, поцеловала. – Спасибки! – Ладно уж, пей на здоровье. Как с папенькой, говорила? – Толку с ним говорить… Он ведь как? Всё конкретно спросит, по пунктам: где жить собираетесь, на что жить, а твой университет, а если ребёнок? Это всё, скажет, несерьёзно, а я вас обеспечивать не собираюсь… – Да, сурово… А ты чего ответишь? – Чего-чего! Что я ему расскажу? Про работу твою дивную и зарплату дерьмовую? Про хату, которую нам снять не на что? Про диванчик на кухне, который нам у твоих предков светит в лучшем случае? А, ну его, надоело! И вообще, он вчера весёлый пришёл с корпоратива, а в таком состоянии не говорит о делах, сразу обрывает. Зато я у него пару копеек выцыганила «на мороженое», давай зависнем где-нибудь, развеемся? – Зависнем, конечно, куда ж мы денемся! – парень обречённо махнул рукой. – Лучше б папенька твой за меня словечко замолвил, пристроил куда, ты же знаешь, я работать могу, да только с улицы на хорошие места не берут! – Слушай, ну кончай кишки мотать, и так тошно! Смотри, вон пацаны с програмками, куда-то приглашают, узнай, чё там у них? Юра поднял руку, сделал ладонью приглашающий жест. Шустрый паренёк в жёлтой футболке оказался самым расторопным и подскочил к парочке, опередив двоих конкурентов. Он быстро вручил ребятам программки и привычно затараторил: – Наше новое арт-кафе «За углом» даёт умопомрачительный креативный ремейк старинной драмы мистера Шекспира, про безумную любовь и пролитую кровь, про острую шпагу и заколотого беднягу, про фейковый яд и похоронный обряд… – Ладно, хватит по ушам ездить! – Юра грубовато остановил распространителя. – Давай два билета, только самые лучшие, понял? – Нет, ну до чего дошли! – Бэла покачала головой. – «Ромео и Джульетта» в арт-кафе, среди публики, между столиками! Как они там играть-то будут, а? Они поднялись и медленно пошли в сторону арт-кафе, которое и вправду было за углом, совсем рядом. – А так и будут, – Юра отчего-то развеселился, – Джулька свой яд не успеет выпить, как его какой-нибудь халявщик из-за столика стянет и вылакает! А у Ромки свистнут кинжал и он начнёт шарить по столикам, чтоб заколоться столовым ножом. Вот смеху будет! – Дурак ты, Юрка, и уши у тебя… Это же классика, драма, трагедия! Почти что про нас. Там ведь тоже родаки их довели. – Да не, у тех круче, вроде как воевали они. А тут твои олигархи с моими пролетариями даже говорить не будут. Ну, и ваще… – Слышь, Юр, – перебила его девушка, – а ты, если б меня увидел вот так, ну, типа, отравленную, закололся бы? – Ага, щас, закололся! Я б тебя в реанимацию отвёз! – Скучный ты, Юра! Нет в тебе романтики. Ладно, вроде пришли, давай заходим, начнётся скоро, посмотрим что ли, чё эти креативщики там начудили! Странный какой-то зал, подумала Бэла, когда они вошли. Но ещё более удивило её то, что представление уже было в разгаре. Ромео бродил с одной стороны зала, Джульетта – с другой, они ещё не видели друг друга, а только слышали. Бэла резко повернулась, чтоб возмутиться обманом: почему сместили время начала спектакля? Почему в зале нет столиков, слишком темно, и по закопчённому потолку пляшут трепещущие тени, словно на стенах горят свечи, а не бра. К ним спешил лысоватый толстяк, кого-то напоминающий, раздражающе знакомый. |