
Онлайн книга «Поцелуй, Карло!»
– Но я горжусь своим именем. – Я понимаю. У меня тоже итальянские корни. Монтемуро – моя настоящая фамилия. – Это значит «покоритель вершин». – Именно. Но этого мне мало. Я должна была изменить имя. Видите ли, Глория Монти желает управлять миром. – Mondo-muro, – предположил Ники. – Покоритель мира. – Верно. Превосходно, только не как фамилия. А как философия. Глория сбросила ноги со стола и ухватила сумку. – Запирайте. И увидимся завтра. Да не порежьте физиономию, бреясь. Телекамера не прощает изъянов. Ники полировал пол, насвистывая. Телевидение. Даже мысль о нем его нервировала, но он последует за Глорией и Робертом куда угодно. Когда он сосредоточился на полировке пола, боль вины пронзила его. Он вспомнил, как пенял Калле за то, что она сама убирает в театре, полагая это занятие унизительным для нее, и вот вам – он занимается тем же. Прямо епитимья, наложенная за опрометчивое суждение. Ежемесячный ужин в складчину в зале Церковного братства баптистов свободной воли Филадельфии посетили все. Это была последняя трапеза перед закрытием на лето. Женская гильдия украсила столы лилиями, маргаритками и рудбекиями и расставила на белых хрустящих скатертях лучший фарфор общины. В душном подвальном помещении окна были распахнуты настежь и вентиляторы гоняли воздух по залу. Гортензия, возглавлявшая трапезный комитет, стояла за столами с едой. Краем глаза она наблюдала за своим взносом – кастрюлей с подогревом, наполненной кавателли с Минниным венецианским соусом. В качестве председательницы она контролировала размещение снеди, посему кавателли заняли центральное место. Рядом благоухали макароны с сыром, жареный цыпленок, тушеные помидоры, кукурузная запеканка, жареная окра и припущенная в масле зелень. Гортензия знала, что народ в ее церкви придирчиво относится к меню. На десерт всегда должен быть кокосовый кекс, а также банановый пудинг, чай с сахаром и горячий кофе. Главное блюдо, как всегда, конечно, – жареный цыпленок. Гарниры одни и те же с тех пор, как в 1897 году заложили фундамент этой церкви. Кавателли с красным соусом не подавались никогда. Гортензия рассчитывала, что богобоязненные баптисты честно выскажутся о ее блюде. Она полагала, что если им понравится, то ее стряпня – нечто особенное. Когда девятая из очереди прошла мимо ее кавателли и сразу направилась к макаронам с сыром и масляно-сухарной посыпкой, Гортензия схватила раздаточную ложку и взялась за работу. – Сестра, отведайте мое блюдо, – вкрадчиво сказала она, зачерпнув на пробу кушанье и выплеснув его на тарелку прихожанки. Она положила ложку обратно в кастрюлю, поскольку собрание предполагало самообслуживание, но ненавязчиво продолжала предлагать едокам кавателли, подталкивая к ним в руки раздаточную ложку. – Гортензия, ты слишком усердствуешь. Ты слишком напираешь, – прошипел ей в ухо Луи, тоже стоящий в очереди с тарелкой. – Как диакон нашей общины, ты мог бы помочь. Мог бы объявить мои кавателли. – И не подумаю. – Я ведь не просила тебя их готовить. Я просто прошу объявить народу, что их стоит попробовать. В качестве одолжения мне. – Такого рода еда тут никому не нравится. – Понравится, если попробуют. – Ладно, положи мне, и я упомяну о ней за столом с мужчинами. – Благодарю тебя. – Гортензия положила кавателли мужу на тарелку. Когда последний член общины взял себе еду, Гортензия позаботилась и о себе. Ее подруга Уилла Тернбоу помахала ей рукой из-за стола в углу, где она держала место для Гортензии. – Хоть кому-нибудь нравится мое блюдо? – спросила Гортензия, садясь. – Красный соус? – спросила Вилла. – Я думаю, вкусно. Леди, что скажете? Леди вежливо покивали. – Община вроде бы одобрила, – покривила душой Уилла. – Уилла, о чем мы говорим? Взгляни на стол. Моя кастрюля полна макарони. Это как библейские три хлеба и пять рыб. Каждый раз, когда я выдаю ложку кавателли, они умножаются в кастрюле. – Почему ты так настаиваешь, чтобы все это попробовали? – поинтересовалась Вилла. – Я хочу это продать. – Но никто же не платит за еду на ужине в складчину. Гортензия понизила голос: – Я имею в виду, вообще продавать. Людям. – Ты открываешь ресторан? – Нет. Я хочу продавать соус. Разливать его по банкам и отправлять в магазины. Просто не знаю, как это делается. – А ты об этом помолилась? – Ага. Как же. Я молилась и просила. Но, похоже, наш дорогой Господь не любитель красного соуса. Как и остальные. – Я скоро уйду на пенсию с работы у Эдны Олдфилд, – гордо заявила Уилла. – Тридцать два года службы одной семье. Ее муж умер много лет назад и оставил ей семейное дело. Семейный бизнес продуктов. Это они «Продукты питания Олдфилдов». – Супами торгуют? – Супы, соусы, консервированные овощи. Да что ни назови, – заверила ее Уилла. – Они производят всё. – У тебя есть визитка? – И что ты с ней собираешься делать? Ты сама должна отправиться туда и встретиться с хозяйкой. Она – владелица фирмы. Но тебе лучше поспешить. – Я могу туда поехать. Назови день. – Надо ехать автобусом. Это далеко. Мейн-Лайн. И с пересадкой. И ждать на станциях. – Это я могу. – Ходят слухи, что скоро она отдаст бразды правления сыну. Можно сказать, что мы с боссом уходим на пенсию одновременно. Разум Гортензии лихорадочно работал, просчитывая возможности, которые сулила такая встреча. Но, прежде чем сесть на автобус, который повезет ее к миссис Олдфилд, ей нужно будет переделать много дел. Подумать только, даже не пришлось молиться, выпрашивая встречу, она сама свалилась на голову. Когда община, ведомая Луи, разделилась играть в «Факелоносцев и звонарей», Гортензия осталась в кресле. Она не будет участвовать ни в каких играх, ее мысли нацелены на приз побольше. Гортензия забралась в постель рядом с мужем, который спал, отвернувшись к стене. Она поправила воротник своей фланелевой ночной рубашки и положила голову на подушку. – Гортензия? – Да, Луи. Он перевернулся на бок лицом к ней. – Я думала, ты спишь, – сказала она тихо. – Я не могу спать. Ты сегодня выглядела дурой у этой кастрюли. – Я что-то не так сказала? – Нет. Ты навязывала людям свои макарони. Их никто не хотел есть. – Мне хотелось, чтобы люди их попробовали. И все. |