Книга Курган 3. Пекло , страница 56 – Сергей Байбаков

Позавтракав, Кирилл курил трубку и благодушно смотрел, как Шейла и Грей добивают сахарные косточки. Собаки тихо и сыто урчали, прижимая огрызки к полу.

Видя, что грызть уже нечего, он поднялся и тихонечко свистнул.

— Пошли, собаченьки! День начался, и нам в этот день, Шейла, надо много чего осмотреть и узнать.

Выйдя на крыльцо, Кирилл поежился. С гор дул пронизывающий холодный ветер. По небу неслись хмурые тучи. Нынешнее утро не шло ни в какое сравнение со вчерашним днем. Холодно.

Он уже даже пожалел, что из упрямства надел мужскую юбку. Хоть она и шерстяная, но поддувающий снизу ветер сводил на нет удовольствие от мысли, что довелось-таки пощеголять в шотландском наряде.

Он не шотландец. Это они юбки носят, чтобы речки вброд переходить и штанов не мочить. Они поколениями к такой одежке привыкали. Кирилл подумал даже, чтобы вернуться и переодеться, но потом отбросил эту мысль. Из суеверия: возвращаться — пути не будет.

«Ладно, надо привыкать. Не сахарный — не растаю…

В конце концов, прекрасная половина человечества всю жизнь такое носит. И ничего! Правда, молодые сдуру в любую погоду голые шастают, как следствие — в старости болезни. Ну, на то они и молодые! Годы пролетят, поумнеют и поймут, что нет ничего лучше и слаще байковых рейтуз…»

Такие скорбные занудные мысли лезли в голову от холода. Ничего, сейчас разогреется…

Как и накануне вечером, на ступеньках внизу крыльца снова сидел Яков. По всей видимости, поджидал его.

Увидев Кирилла в сопровождении собак, монах вскочил.

— Доброе утро, господин Кирилл! Как вы отдохнули?

— Благодарю вас, Яков. Неплохо. А вы?

— Благодарю вас, господин, — тихо отозвался монах. — Я прекрасно отдохнул. — И чуть слышно пробормотал: — Никогда в этом месте я так еще не отдыхал…

— Что вы сказали? — Кирилл не расслышал последнюю фразу.

— Ничего, господин Кирилл, — торопливо, словно оправдываясь, залепетал Яков. — Это я свои мысли, про себя…

Ну, про себя так про себя. Кирилл не настаивал.

Лицо монаха уже не имело такого бледного вида, как вчера вечером. Он выглядел — насколько это возможно — довольным. Неизбывный печальный вид исчез. На рыхлых щеках даже играло какое-то подобие румянца. И — удивительно! — собаки никак на него не среагировали. Так же, как не обратили особого внимания на Магду.

Шейла неспешно подошла и вежливо обнюхала сутану монаха. Будто вчера при виде его не начинала заводиться. Будто не бурлил в ней утробный рев. Грей же смотрел на Якова умно. Будто что-то оценивал и взвешивал в уме.

В глазах ротвейлера Кирилл не видел злобы. И не вспыхивали они демоническим огнем, будто багровые рубины на ошейнике Шейлы.

Кстати, Кирилл так и не мог решить, какими же все-таки камнями усыпан собачий ошейник. Если настоящими, то этот атрибут бесценен. Хотя что-то ему подсказывало, что эти камни не подделка. К таким догадкам располагала окружающая действительность.

— Господин хотел осмотреть конюшни? Вчера на стене он говорил об этом.

«Ох уже это обращение в третье лице! Мы, самодержец и все такое… — тоскливо подумал Кирилл. — И ведь не отучишь же. Видно, что в кровь въелось…»

— Да, Яков. Пройдемте туда. И вообще, мне хотелось бы осмотреть замок как можно тщательней. Я буду ходить по нему, а вы по возможности комментируйте.

— Простите… — Яков напрягся. — Я не понял, в каком значении вы просите это делать?

«Вот так так! Вроде бы ученый монах, а в каком значении — не понимает. Странно».

— Поясните.

— Я понял, господин. — Яков облегченно вздохнул. — Простите, просто у меня свои мысли, и обычно я употребляю это слово в несколько ином значении.

«Боже! Ну, не надо таких умных слов! А то я тебя, любезный Яков, совсем понимать перестану, — весело думал Кирилл. — Да и самому надо бы прекратить изъясняться столь изысканным и высоким штилем. А то словеса леплю, как какой-нибудь яйцеголовый муж прошедших времен. А мне это не положено. Мы сермяжные и от сохи».

Не торопясь, они миновали воротную башню и направились вглубь замка. Кирилл обратил внимание, что наверху, меж зубцов, высовывалось нечто похожее на орудийное жерло. Вчера он не заметил никаких пушек.

«Вот и оборона, какая-никакая, но есть. А то мне замок беззащитным казался. Интересно, тут на ночь ворота запирают? Почему-то кажется, что нет. Ладно, лорду Абигору лучше знать, что надо делать. Хотя, конечно, бронзовые единороги не слишком сильная защита…»

Конюшня оказалась большим просторным помещением. Все, как полагается: деревянные ясли; на полу соломенные подстилки. Хотя к чему они, Кирилл не понимал — ни разу не видел лежащую лошадь. Даже на фотографии. Лежат ли они вообще — для него до сих пор оставалось загадкой. Что ж, в этом месте он сможет исправить этот пробел в образовании.

Ага, вот и его давешний знакомец — караковый жеребец. Увидев Кирилла, конь вытянул шею и тихонечко и тонко заржал. Затем принялся перебирать копытами и стучать по деревянному настилу. К сожалению, над стойлом таблички с именем, как это принято, не висело. Как обращаться к жеребцу, Кирилл не знал. На всякий случай решил спросить об этом у монаха.

— Простите, Яков, вы не подскажите, как зовут этого чудного жеребца? Даже не знаю, у кого спросить, — замок пуст.

— Отчего же, — легко отозвался монах, — лорд Абигор зовет его Ульв. Странное имя для коня, не правда ли?

Кирилл поразился: из уст Якова прозвучал вопрос. Обычно раньше он обходился стандартными выражениями: «Что изволит господин?» и «Что вам угодно?» В самом деле, этим утром с монахом творилось нечто непонятное. Улыбки на его лице Кирилл не увидел, но зато исчезла мрачная депрессивная грусть.

«Интересно, а в чем же причина? Ты, любезный, прямо на глазах прогрессируешь. А что означает имя Ульв, мы знаем. Искаженное „Вольф“ — волк. В самом деле — для коня необычно…»

Кирилл пожал плечами. Что ответить? Монаху это кажется странным, а ему необычным, не более того.

— Наверное, такое имя нравится лорду. А может, оно соответствует характеру жеребца. Знаете, Яков, я давно пришел к выводу, что в этом мире все взаимосвязано, и случайностей просто-напросто не бывает. Так же и с именем жеребца. А вы что думаете?

Яков неожиданно замкнулся и помрачнел. Глаза монаха потемнели — насколько это было возможно: слишком уж они блеклые и невыразительные. Лицо его окаменело. Наверно, Кирилл задел в душе монаха какую-то струну, и на Якова хлынули тягостные воспоминания.

— Да, вы правы, господин, — односложно ответил Яков. — Случайности в мире редки.

А Кирилл уже здоровался с жеребцом. Тот, как и вчера, тянул к нему мокрые ноздри, всхрапывал и дышал в ухо. Кирилл протянул на ладони большой кус круто посоленного хлеба. Его он прихватил за завтраком и до поры держал в кожаной сумке. Сума на поясе также была принадлежностью шотландского костюма.