Онлайн книга «Золотая лихорадка»
|
— Глаза закрою и скажу без весов сколько. Ты сыпь мне на ладонь… Не передашь, не бойся… А то пошел, мерин! Охальник! — В руку что! Это холодная душа! А в пупок и весело, и забава! — У ее пупок без дна, — раздался мужской голос послаще. — Бесстыжий! — ласково молвила одна женщина. — Можно к вам? — заглянул Сапогов. — Если с добычей, то заходи да принеси спирту, — ответил мужской голос. Сапогов увидел Родиона Шишкина. Это он, кажется, уговаривал Анюту оголить пупок. — У меня нет… — Поди купи, вот здесь Андрюшка скрывает товар за березой. Он весь вечер ждет покупателей. Только тихо… Да пойдем я тебя провожу. Анфиса встала. Какой-то парень ухватил ее за подол, она живо обернулась и вырвала край подола из его руки и ласково шлепнула парня по лицу. — Ты ступай отсюда! — сказала она. — Иди молока попей, вон кержачки привезли, корову уж подоили. Люди степенные пришли, а ты ступай! Анфиса подхватила Сапогова под руку и пошла от балагана. Возвратились со спиртом. Воронежец сказал Анюте: — Какие у тебя картинки красивые на стене. Очень тут уютно у вас! Он поглядел на Анфисины рябинки, потом опять на Анюту и глянул на мужскую руку на ее плече. С ненавистью посмотрел в лицо Родиону. Тот осклабился. — Кхл-кхл-кхл… — Чего ты ржешь? — Я не конь, — ответил Шишкин. — Ну, тихо… Вы! — прикрикнула Анфиска. Она уже смирилась с тем, что подруга всем нравилась больше ее. Так всегда. А на рябины Анфисы все косились. Но Анфиса брала свое. — Мы немножечко выпьем, а ты не пей, — сказала она Сапогову. — Давай я с тебя ичиги сниму. И ноги тебе поглажу… Хочешь, помою? Ляг, отдохни! — Что я, азиат? Я сам мою кажинный день, это от работы портянки преют. Анфиса стащила обувь с мужика и пошла стирать его портянки. Анюта поставила рюмки и кувшин с ключевой водой, чтобы разводить спирт. — Рябые-то самые горячие! — уверял Родион. — Ты не ценишь. — Ка-ак? — поднялся Сапогов. Он только лег, и на душе стало тихо, как вдруг он опять вспомнил, что десятину, может быть, дерут зря, что и тут, как всюду, — обман… Его как скребнул кто-то по душе железом. «И что за насмешки! — подумал Сапогов. — Что за рябая! Он еще не знает, что я подковы гну и разгибаю. Она, может, человек, портянки мне ушла стирать!..» — Кто рябая? — спросил он. — Кхл-кхл-кхл… — затрясся Родион от сдавленного смеха. Через некоторое время на всем прииске услыхали женские крики. Потом что-то затрещало. Загремела матерная брань. Народ хлынул со всех концов. Завыла какая-то девка, словно ее ошпарили кипятком. — Драка! — Отцы разодрались! — Отцы из-за девок дерутся! Родион вырвал длинный кол, повалил всю палатку со всеми украшениями и картинками и норовил ударить Сапогова. Раздался хряск, и мужик, ломавший еще недавно подковы, лег замертво. Толпа подступила к Родиону. Он отбивался, размахивая дубиной. Подбежал Никишка-старовер, кинулся под дубину и ухватил Родиона. Оба мужика покатились, хватая друг друга за бороды и кусаясь. На Родиона накинулись другие староверы и подняли его, крепко держа за руки. — Ты, старый дурак, девок не поделил! — А, пустите-ка меня к нему… пустите… — расталкивала народ его дочь Таня. — Ах ты, сволочь ты этакая! Окаянный ты… — подбежала она к отцу. — Да совесть-то есть у тебя? Ах ты… — она схватила отца за бороду, — зенки тебе выцарапаю… — Плюнь, плюнь ему в глаза, — закричали бабы. — Он-то при чем? Эти стервы его заманили… — А этих девок, зараз, выселить с прииска… — Разврат-то здесь заводить! — Блядей да спиртоносов гнать отсюда, — орали бабы. — Вон их! Вон! — орала толпа. Утром на берег, где женщины мыли песок на исправленной бутарке, подтаскивая его в ведрах, явился Камбала. — Здравствуйте, Лександр Егорыч! — поклонилась Анфиска. — Пошли! — сказал Камбала. Женщины поплелись к своему полуразрушенному балагану. — Кури! — предложила Анюта табаку. Сашка закурил. — Хочешь китайский амбань-табак? [3] — Нет. — Что так? — Работы много. Ты че вчера кричала? Гуляла? — Нет. — Собирайтесь! — Зачем? — Как зачем? Уходи. Домой к себе. — Сашенька, прости нас… — Пошел, пошел! — сказал Камбала. — К Егору, может, пойдем попросим? Он добрый… Попроси ты за нас… А мы уж… — Егор говорить не станет. Он работает. Слыхал? Топор стучит… Да? — Верно, стучит топор. Сашенька… Сашка встал, схватился за перекладину, и свалил весь только что исправленный кое-как балаган. Женщины едва успели выскочить. — За что? Мы хотели всем только хорошего! Мы обходительные, старательные… Нас бы отблагодарить! О-ой! Это гибель наша! — завыла Анфиса. — Пошел, пошел отсюда! — Мы же трудимся… Гляди: лопаты, кайла, лом, бутарка… Анфиса выла. Стал собираться народ. — Что уж, пусть, ладно, — попыталась уговорить Камбалу толстая соседка Анфисы, которая еще вчера причитала, что этих девок надо выселить. — Только чтобы не буянили. Люди же… — Ну их, уж оставь… — Чего ладно? Кто люди? Пошел, пошел! — закричал Сашка. Он живо раскидал искусно сшитые берестины, из которых устроен был балаган, и, выгребая из-под них вещи, относил их охапками на берег и сваливал в лодку. Скидал все имущество женщин, втолкнул их самих и отпихнул лодку ногой. — Пошеба! Обратно не ходи! — Господи! Позор-то какой! — заплакала Анютка, видя, что все глядят. Кто-то свистнул. — Сволочи! — пригрозила кулаком Анфиса. За мысом женщины пристали к косе. Они осмотрелись. Анфиса опять оттолкнулась. Через версту, когда не видно стало палаток и шалашей, лодка перевалила реку и подошла к другому берегу. На песок соскочил сверху из тайги Сашка. — Че падо? — спросил он. — Пошеба! — Он подбежал и оттолкнул лодку. — Обратно не ходи! |