Онлайн книга «Золотая лихорадка»
|
— Избива-а-ают! Налим схватил какого-то полицейского за лицо, закрыв ему глаза и рот своей широкой ладонью, и с размаха швырнул его на урядника так, что оба повалились. Андрюшка Городилов чувствовал себя сегодня не одиноким контрабандистом, как всегда, а заодно с народом. Отчаянный драчун и смельчак, он цепко хватал своих давних врагов — полицейских и бил их, пинал своими коваными сапогами. — Ловко ты их! На прииске Андрей боялся президента, боялся Камбалы и старателей, а тут с ним заодно был весь приисковый мир Сейчас Андрюшка никого не боялся. Все за него! А самого себя он надеялся вызволить из любой беды. — Я их сегодня покрошу! — Аа-а! Вот ты где! — вдруг признал его какой-то краснорожий в мундире. — Тебя давненько ищут. — Я не скрываюсь! — гордо ответил Андрюшка. — А вот я тебя тоже давно ищу, — схватил он краснорожего за рыжие усы, — пробить тебе башку ливорвертом? — Илья! — вдруг воскликнул кто-то из солдат. — Свой? — спросили солдаты у товарища. — Свой! — Вот, ребята, свой… Эй, не трожьте их. — Ребята, не дерись! — крикнул Илья, меняясь в лице. Полувзвод солдат, только что прибывших с разгрузки баркаса, составлен был из бывалых солдат, ходивших не раз по границе за шайками хунхузов и участвовавших в стычках. «Боже ты мой, да ведь это наши!» — думал Сукнов, торопясь вперед и оглядываясь на Илью, который сбросил картуз и кинулся умываться. — Братцы, да братцы! — кричал Сукнов, вмешиваясь в свалку, — покоритесь! Себе же хуже делаете! — умолял он мужиков. Но и солдаты и мужики ожесточились, и его никто не хотел слушать. — Не жалей! — кричал ему унтер. — Это хищники, бродяги! — Тут, ребята, братья встретились! Не бейте их! — говорили солдаты. Высокий, мертвенно-бледный и вялый на вид старатель, с безумным взором блеклых бесцветных глаз вдруг ударил Сукнова палкой. Андрей увернулся, удар пришелся по ложе ружья. — Ах ты, бродяга! — Сукнов ловко ударил мужика прикладом и сбил его с ног. Раздался рев. Сшибая мужиков, солдат и полицейских, в толпе на две-три головы выше шапок поднялся перепуганный громадный и мохнатый кузнецовский медведь и развесил лапы над головами. Пасть его была оскалена, с длинного тонкого языка текла злая слюна. — Эх, вот это зверь! — воскликнул кто-то. — Братцы! Спасайся… — Мужики озверели! Раздался выстрел, но зверь схватил чье-то ружье и надвое переломил его. Толпа пришла в ужас. — Не злоби его! Не стреляй! — Всех погубит! — Он ручной, служивые, не тронет! Все кинулись врассыпную. Среди расступившегося народа весь в слезах бежал Васька. — Миша… Миша… — кричал он. — Не любит, когда дерутся. А так он спокойный… Но медведь его не слушал. — В речку бегите, он воды не любит, — крикнул Васька двум полицейским. Те спрыгнули с берега, и следом за ними забултыхались мужики. Один из полицейских понесся по быстрому течению. — Тону-у! — орал он. Медведь подбежал к споткнувшемуся уряднику. — Братцы! Братцы, спасите! — заорал Попов, обращаясь к мужикам. В драке его подмяли, и кто-то из солдат, перепрыгнув через пень, нечаянно попал ему на ногу и, как видно, сильно ударил кованым сапогом. Мишка задумчиво швырял урядника, как бы выбирая, где лучше ухватить его. Подскочил Илья и дал пинка зверю. Он хотел помочь уряднику подняться. Илья теперь с вымытым лицом, в нижней рубахе. — Ладно, лежачего не бьем, вставай… — Братцы, не могу… не трожьте! Помираю… — хрипел Попов. — Давай руку, — сказал Илья, — ничего, отойдешь! Вставай! Подошло начальство. Мужики расступились, снимали шапки и кланялись. — Покоряемся! Прости, отец! — Что значит покоряемся? И не думаем… — Батюшка, господин ваше высокоблагородие, мы уйдем… — говорили многие старатели, уже пугаясь сейчас того, что сами наделали. — Золото сдавать! — объявил Оломов. — Подходите семьями, будем проверять. Сразу усаживайтесь в лодки и отваливайте. — Он обратился к урядникам: — Тех из них, кто дрался, если запомнили, отделяйте… Отправим в город. — Ружья к бою! — снова скомандовал поручик. — Уйдем, батюшка! — Многие из них падали на колени. — Стреляй! — насмешливо кричали Оломову из толпы старателей. — Тебе, толстомясый черт, еще отольется, — крикнул Андрей Городилов. — Встретимся в тайге. — Когда будут уходить, задерживайте тех, кто сопротивлялся, — повторил Оломов полицейским, — кого опознаете из этих крикунов — арестовать! — Да вот уж погнали десяток! — ответил Ибалка. Мимо провели Налима со связанными руками. — Надо бы их всех в тюрьмы! — сказал пожилой полицейский. — Пусть уходят, — серьезно заговорил Телятев, возвратившись в палатку, — лишь бы золото сдали. После такой потасовки кому охота отстаивать прииск… Они знают, что за сопротивление подлежат наказанию. — Телятев помолчал и с потаенной гордостью добавил: — В сознании вины теперь охотно и как можно скорей уйдут с прииска и все золото отдадут. Где-то поблизости ласково баюкала женщина хныкавшего младенца. «Провокация никогда не вредит! — подумал Телятев. — Я сразу всю округу, весь стан превратил в виноватых! Мужички совестливы, когда рыльце в пушку. В округе, где все виноваты, очень выгодно. Каждый захочет замолить, замять свое преступление, это ли не удача! Виновный мужичок совестлив и податлив!» Еще утром никто не хотел уходить с прииска, а теперь, напротив, все спешили убраться поскорей от греха, чтобы не пришлось отвечать… Полицейские обыскивали каждого, и писарь всех записывал. Многих отводили в сторону. Прошедшие обыск садились в первые попавшиеся им на берегу лодки и отъезжали. Илью окружили солдаты. — Поедем с нами! — говорил ему Сукнов. — У нас халка на озере и пароход на буксире. Ты протащишься на лодке три дня, а тут как выйдем и к обеду будем на Утесе. — А возьмут? — Я скажу поручику. Он говорит, что видел, как ты стоял и уговаривал не драться. — Да, я домой собрался… А что Настя? — Дома… Так поедешь? — Я пожалуй. Когда надо? — Да завтра, наверно, уйдем, когда всех перепишут. — Иди-ка сюда! — позвал Илью пожилой полицейский. Он стал что-то говорить. |