Книга Чудовище Карнохельма, страница 74 – Марина Суржевская

Я встретилась с девой взглядом и увидела в глубине красивых глаз вопрос. А еще — насмешку и злость. Извиняться за ловушку Трин точно не собиралась. Лишь сожалела, что капкан не сработал.

К ночи люди потекли на площадь. Я тоже пошла, всматриваясь в осунувшиеся лица. Тронула за руку знакомую деву из Башни.

— Куда все идут? Зачем?

— Так жребий, — горестно прошептала та. — Вестница объявит, кого заберет Билтвейд. Время пришло.

На площади уже собралась толпа. Воины — с хмурыми лицами, старики — с мрачными, девы — с испуганными. Я осторожно пробилась ближе, пытаясь понять, что происходит. Люди молчали. Не было ни музыки, ни ударов по щитам. В центре площади горели факелы, освещая круг. Внутри сидела Гунхильд. Вёльда не шевелилась, и ее глаза были закрыты. Казалось, она просто уснула. Вперед вышел старый конухм, осмотрел замерших людей.

— Все здесь? — негромко произнес он, и карнохельмцы вразнобой кивнули. — Тогда не будем тянуть… Ноша Билтвейда тяжела. Это наша вина и наша кара. Смерть в бою для воинов — почетна, всех их ждет за чертой вечный пир. Сражение — удел воинов. Их доля — биться за свою землю, свой город, свою семью. А доля дев — хранить дом, в который ильхам можно вернуться после битвы, согревать своим теплом, растить детей… И потому отдавать добровольно своих дев на смерть — позор и горе. И я, конухм Карнохельма, осознаю и признаю вину старейшин. Но у нас нет выбора. — Старик обвел жителей блеклым взглядом. — Мы будем помнить эту жертву. Мы будем беречь память о ней. И в Роще Плачущих Ветвей появится новое дерево. Мы будем нести к нему дары, повязывать на ветви ленты и говорить с деревом, как говорили с девой. Потому что после Билтвейда наступит время спокойствия.

Кто-то в толпе всхлипнул. Я нахмурилась. Да как же это?

Конухм махнул рукой вёльде, выходя из круга.

— Гунхильд, скажи нам, кого на этот раз заберет Билтвейд.

Прислужница, с которой я пришла, вздрогнула. Я увидела среди лиц Тофу, она сжимала кулаки, словно готовилась снова броситься в бой. Но, как и остальные, лишь молча смотрела на вёльду. И по сгорбленной спине Тофу я догадалась, как именно погибла ее дочь. Она была одной из тех, кого отдали Билтвейду.

Гунхильд потрясла свой грязный мешок. Раскрыла его и высыпала содержимое на землю. Множество тонких белесых птичьих костей. Здесь были десятки черепов, грудных пластин, ног и крыльев. И каждая косточка оказалась любовно очищена и отшлифована. Гунхильд встала на колени перед горой костей и принялась их перебирать, что-то нашептывая. Она запускала руку в свою жуткую коллекцию, вытаскивала крыло или череп, прикладывала ко лбу и губам, трогала языком, нюхала и снова шептала. Ветер трепал седые распущенные космы Гунхильд и серые перья на ее плаще.

Мне стало не по себе. Словно что-то древнее и беспощадное дышало рядом, смотрело из-за плеча.

Я подняла голову — в небе кружили совы.

Сильная рука сжала мое плечо.

— Что ты здесь делаешь? — прошипел Рагнвальд. — Я думал, ты в башне! Уходи отсюда!

Я открыла рот, но ответить не успела. Гунхильд вскочила, безумные глаза уставились в толпу. Воины, стоящие впереди, попятились.

— Я услышала волю незримого мира! Духи птиц выбрали дев для Билтвейда! — звонко крикнула вёльда. Крутанулась, взметнув плащ, и указала в толпу: — Трин, духи выбрали тебя! Выйди вперед и прими свою судьбу!

По толпе прокатился рокот, кто-то вздыхал с облегчением, кто-то с сожалением. Но первых было больше — Трин была чужой в Карнохельме. Девушка как-то заторможено шагнула к Гунхильд. И впервые я увидела на лице гордой красавицы смятение и страх. Я смотрела на ее лицо с широко распахнутыми повлажневшими глазами и не ощущала того злорадства, которое должна была ощутить. Только жалость.

— Ты принимаешь свою судьбу, вёльда Трин? Ты готова пожертвовать собой ради Карнохельма?

— Я принимаю, — сипло произнесла дева.

— Тогда сними свой плащ и отдай свой меч.

— Нет! — Трин вцепилась в рукоять. — Оставьте мне оружие! Я воин и буду сражаться перед смертью!

— Билтвейд — это не битва, Трин, — сухо обрубила Гунхильд. — Ты знаешь это. Билтвейд — это добровольный дар.

Молодая вёльда с такой силой стиснула пальцы на оплетке меча, что я услышала хруст. Красивое лицо стало бледным, словно горная вершина. Я осторожно глянула на Рагнвальда. Его глаза казались стылой пустошью.

— Я спрашиваю еще раз, — в ужасающей тишине произнесла Гунхильд. — Принимаешь ли ты свою судьбу, Трин?

— Принимаю, — сквозь зубы процедила дева. Сдернула с плеч пернатый плащ, сняла пояс с мечом. И положила на землю.

Старуха довольно кивнула, облизала птичий череп. И снова уставилась в толпу. Люди замерли.

— Духи назвали вторую деву для Билтвейда! Энни из чужих земель!

Что?

Я моргнула, не понимая.

— Нет! — Рагнвальд закрыл меня собой. — Твои духи ошиблись, вестница! Энни не принадлежит Карнохельму и не обязана платить дань!

— Не принадлежит? — насмешливо отозвалась старуха. — Разве она не пила жертвенное вино? Разве не ей ты протянул руку, когда стал риаром? И разве не назвал своей лирин перед людьми и духами? По всем законам она стала частью Карнохельма. А перед Билтвейдом все равны — и прислужницы, и торговки, и вёльды, и дочери конухма, и девы риара! Билтвейд — для всех! Ты знаешь закон, Рагнвальд-хёгг!

Ильх тяжело втянул воздух. Рядом с ним резко похолодало, я ощущал ветра, что стелились у ног Рагнвальда и трогали его руки. Словно сама ледяная стихия просилась на волю.

— Я не отдам ее, — с тихой угрозой сказал риар.

— Но ты готов отдать свою подругу, ту, с кем учился сражаться, — насмешки в голосе Гунхильд стало больше. — Чем чужачка лучше?

Трин прищурилась, с ненавистью глядя на меня.

— Духи выбрали, риар. Разве вместо твоей лирин должна умереть другая дева?

Я растерянно оглянулась. Со всех сторон на меня смотрели темные глаза жителей Карнохельма. С укором и ожиданием. Тофу заплакала, прижав к обширной груди натруженные руки.

Карнохельм ждал. Была ли я частью Карнохельма? Или лишь чужачкой? В таком вопросе не бывает полумер. Нельзя быть своей лишь наполовину. Только целиком. Нельзя делить только радость. Я сделала выбор, когда отказалась уходить с Гудретом. Я выбрала Карнохельм — чтобы это не значило.

— Я принимаю свою судьбу, — сказала я. — Я готова отдать свою жизнь на благо Карнохельма.

Рагнвальд рядом прижал ладонь к груди. В его глазах я видела потрясение — не ожидал. А потом он опустил голову и закрыл глаза. Всего на миг, но этот жест болью отозвался в моем сердце. Я коснулась его руки и прошла вперед, встала возле Трин. Та глянула хмуро и отвернулась.

Гунхильд бросила птичий череп в мешок.