Онлайн книга «Поле сражения»
|
Фролка слазил на вышку, принёс карабин. Венька выдернул затвором один за другим все пять патронов – красноватых, манящих, с острыми обмеднёнными пулями. Покатал пальцем на ладони, вздохнул и снова вщёлкал их в магазин. Посмотрел на свет ствол, зачем-то подул туда и мягко закрыл затвор. Когда Венька возится с железом, оно в его чугунных пальцах кажется живым и беззащитным. – Хорошая штука, – сказал он. – За полверсты сохатого свалишь… А больше ничего такого у тебя нету? – Не-е. – А у дружков твоих? По целковому за штуку отвалю. Закормите девок пряниками. – По целковому! – хмыкнул Фролка. – Они, поди, рублёв по тридцать. – Дура ты. Найдут, на месте расстрел. За вас болею. – А тебе зачем? – Сказал, сохатых стрелять. – Это из нескольких ружей сразу? А я-то, дурак, подумал… Тогда лучше пулемёт. Согнать зверей в стадо, и пошёл! – Ты не болтай. А за пулемёт я бы тебе и четвертную не пожалел. – Жила ты, Венька. Четвертную! Я его тебе и даром отдал бы, только нету. Фролка полез в подпечье и вытащил оттуда завёрнутые в тряпицу две круглые, похожие на кедровые шишки, бомбы. – Вот возьми, рыбу глушить. Здорово глушит, если в омут швырнуть. А если в казарму, так солдатов двадцать уложит. – Эти штуки, парень, на вес золота! – обрадовался Венька. – Только ни гугу! – Куда там! – фыркнул Фролка. – В воскресенье с крилоса в церкви базлать стану. Нашёл дурака. – Матри, Фролка, дело не шутейное. Попадесси на воровстве оружия, головы не сносить. – Я, Веня, с головой красивше. – Не больно ты с головой, раз решил купца хлестануть. Не в купце дело, парень. Вон у них солдатов сколь да милиция. Всё у них, и власть и сила. А у нас кто – ты да я? – Это точно, – подтвердил Фролка, – только если собрать всех пристанских да остальных, то и у нас не меньше будет. Думашь, не вижу, что зачастили к тебе, кто и в дружках никогда не ходил? Не косись. Понимаю: охотиться одному несподручно. – Заруби, Фрол, ничего ты не видел и ничего не знашь! Понял? Придёт час, созову и тебя. А до той поры никому. И никаких глупостев, еслив не хош беды. Задумать чего, со мной вперёд поговори. – Эх, Венька, что-то больно много у меня начальников. Поделиться с кем, чё ли? Каждый, что твой поп, учить собирается. Как дитё! – Дурака научишь! Говорят те, не игрушки! Вот так, парень. К дружкам присматривайся, с кем можно водиться, а кого и поостеречься… Вот и весь тебе сказ. После этого разговора Фролка стал жить как на иголках. Дедку Мокея, у которого учился медничать, изводил пением «Интернационала», отбивая такт паяльником на дырявой кастрюле. Пел не громко, но голосина у Фролки такой, что его и в треть на десятой улице слышно. И дедка Мокей боязливо оглядывался на окна, ужом шипел на певца. – Не глянется? – удивлялся Фролка. – Это правильно. Ты же буржуй, дедка, у тебя мастерская, почитай, как у самого Машарина, а эта песня каждому буржую – острый нож. Дедка крутил во все стороны совиной головой, как бы отыскивая сходство прокопченной клетушки с мастерскими пароходчика, и обиженно спрашивал: – Ты чё, Фролушка, какой я буржуй? У меня олова же купить не на чё. – Это значения не имеет. Мастерская есть? Есть. Значит, буржуй. И потому тебе революционная песня не нравится. – Да я не к тому. За неё ить и повесить могут. Песня-то большевиковская. – Вот то-то! – победно заключил Фролка. – А большевики кто? Те, кого больше. Ты один, Машарин один, а нас много. – Больше всего покойничков на том свете. Будешь петь, и ты там будешь. – Контра ты, дедка Мокей. Но мир насилья мы разрушим. Скоро уже. С товарищами Фролка стал держаться снисходительно, и те смекнули, что Самородок, как по-уличному дразнили Фролку, причастен к какому-то большому и секретному делу, и донимали его расспросами. Но Фролка марку держал, плел такую несуразицу, что в уши не лезла, и от этого становился ещё загадочней и важнее. – Ты, парень, брось выкобениваться, – вынужден был одёрнуть его Венька. – Живи как жил. Бегай за девками, наяривай на своей гармазе, в церковь петь ходи. Как вывеску на морде носишь… А вот что патронов раздобыл – молодец! Они нам – во как! Понял? – А сколь мы таиться будем? – Сколь потребуется. Может, месяц, а может, и год. Тут тако дело… Первоначальное опьянение предстоящей дракой с оружием у Фролки прошло. Снова потянулись серые дни, и только встречи с Нюркой скрашивали их. Но Нюрка на полянки теперь не ходила: не до веселья ей – мать хворает, отец в тюрьме. Только и увидит её Фролка, когда она с работы проходит мимо Мокеевой избы. Выбежит на улицу, даже фартука не сняв, окликнет, а она и не остановится. Приходится догонять. – Отстань, рыжий, и без тебя тошно, – сердится Нюрка, норовя обойти его то справа, то слева. – По-хорошему говорят: отстань! Хочется Фролке задержать её, сказать какие-то добрые слова, но нету у него таких слов. Вот если бы выбить белых из городка, разорить тюрьму и вместе с Пётрой Анисимовичем прийти к ним домой – карабин за плечом, голова перевязана, – Нюрка так и кинулась бы на шею… А сейчас она зло уходит, Фролка остаётся стоять, кривя рот и щуря ей вслед тоскливые рысьи глаза. Вечерами Фролка будто невзначай пройдется несколько раз под тарасовскими окнами, но Нюрка не показывается. Фролка остановит кого из парней, пригласит посидеть на бревнах, покурить, и завздыхает, зажалуется на безответную любовь Фролкина гармошка, подойдут парни, девки – и вот уже полянка как полянка. Только Нюрки нету… Когда он услыхал, что казаки учинили в избе Тарасовых разбой, мигом сбегал к Мокею, взял из столешницы тяжёлую, специально для драк отлитую свинчатку и побежал туда с безумным намерением раскроить черепушку первому попавшемуся казаку, завладеть винтовкой и перестрелять всех остальных. Но в переулке уже было тихо, а идти в избу Фролка побоялся: встреча с Нюркиной матерью пугала его до смерти. Он уселся на завалинку напротив тарасовской избы и стал ждать, когда Нюрка выйдет закрывать ставни, чтобы хоть увидеть её, словечком перекинуться. Вышедшая соседка рассказала, что заступился за Нюрку молодой купец, настрелявший целую телегу этих варнаков. – Ой, неспроста он, Фролушка, вступился за неё, неспроста. За здорово живёшь кто вступится? Кому охота голову подставлять? Я-то примечала, да говорить никому не хотела… Самому нужна, вот и заступился. – За тя не вступился бы, – отрезал Фролка. – Нужна ему такая лягуша! – Вот и я говорю… – А ты не говори, помолчи лучше. Баба обиделась и ушла. Фролка продолжал смотреть на тёмные тарасовские окна, и на душе у него скребли кошки: верно ведь – неспроста. Девки, они деньги любят. Гулеваны-приискатели не одну купили. И самого Фролку недаром дразнят Самородком – не устояла когда-то мать перед шелестом красненьких бумажек. А у этого купца червонцев побольше, чем у Мокея гнид в гашнике… За всё рассчитается с ним Фролка – и за Нюрку, и за мать, и за себя самого. Ничто не спасёт паразита! И с казаками рассчитается. Сегодня же. В эту ночь. А сами с Нюркой они сбегут куда подальше, где их никто не знает, и станут жить как муж с женой. |