Книга Фабрика #17 , страница 31 – Ян Кошкарев

– Ты голову мне не морочь, – Ильич, шаркающей походкой приближался к Кореневу и разглядывал его через прищур слабых старческих глаз, – ДокУмент показывай и проходи!

Коренева пронзило молнией: пропуск! Сунул руку в карман – пусто. Куда он его задевал? Нелепо получается – выход нашел, а воспользоваться им нельзя. Полез в портфель и высыпал бумаги на асфальт. Упал на колени и принялся перебирать документы, клочки записок и прочий мусор, включая леску с рыбалки.

– Вот!

С довольным лицом передал пропуск Ильичу, сгреб сырые бумажки с асфальта и с силой утрамбовал в портфель.

– Проходи, – разрешил Ильич и похромал к излюбленному стулу, чтобы продолжить прерванный сон.

Наконец-то! Коренев возликовал, закрыл портфель на защелку и направился к турникетам. Но голос Реи повторил «НИ-КО-ГО!», и стало очевидно, что произойдет что-то нехорошее.

Он толкнул «вертушку», но та не пошевельнулась. Посмотрел на Ильича в поисках помощи.

– Погоди-ка! – подал голос старичок, встал и похромал к Кореневу. – Покажи-ка пропуск еще разок, кажись, не доглядел.

С нехорошими предчувствиями протянул измятый клочок бумаги с печатями. Ильич схватил, приблизил к глазам и рассмотрел со стариковским прищуром.

– Не могу тебя выпустить, – сообщил он наконец.

– Почему?

– Да вот сам прочитай, пропуск у тебя временный и действует только восемнадцатого числа, а сейчас девятнадцатое.

– Как девятнадцатое? – удивился Коренев и поглядел на часы. Точно, полчаса, как начался следующий день. – Что делать? – растерялся он.

– Давай-ка пропуск сюда, – Ильич выхватил картонку из рук потрясенного Коренева и сунул в бездонный карман. – По регламенту я должен у тебя просроченную бумажку конфисковать. Порву, сожгу и пепел над рекой развею в лунную ночь.

– Про пепел и ночь тоже в инструкции сказано?

– Конечно! Часть шестая, раздел пятый, «Оперативное уничтожение недействительных документов разрешительно-согласовательного характера».

– А как мне выбраться отсюда?

Пропуск хоть и был просроченный, но худо-бедно подтверждал законность пребывания Коренева на территории фабрики, а теперь выходило, он и вовсе бесправный.

– Не знаю, бумажки у тебя подходящей нет, а без нее ничем помочь не могу, – Ильич занял наблюдательный пост на стуле у стены. – Придешь с пропуском, тогда и поговорим.

– Как же я его добуду?!!

– Это меня не касается.

– Абсурд! Я же не могу жить на фабрике! – возмутился Коренев. – Я свободный человек и обладаю свободой передвижения, гарантированной Конституцией. Вы не имеете права держать меня в своей вонючей шарашке!

– Чего раскричался? Вызову военизированную охрану, они тебе покажут, где раки того-этого… – перебил Ильич. – Есть инструкции и регламенты, и я действую в соответствии, а за конституцию мне никто не платит. Уволят меня, на том и закончится твоя свобода передвижения.

– Вас не смущает, что посторонний человек без документов бродит по фабрике? – Коренев решил зайти с другой стороны. Пусть обвинят в шпионаже, лишь бы проникнуть за пределы забора. – А вдруг я представитель конкурирующей организации и внедрен на фабрику с целью получения секретной информации?

– Пусть шпиен ходит, сколько влезет. Все равно не выберется.

Ильич щелкнул выключателем, и фонари погасли. Коренев остался в полной темноте. Он подошел к стене, положил на пол портфель, уселся на него и закинул голову, опершись затылком на холодную штукатурку. Сверху смотрело чистое звездное небо, в котором хотелось утонуть и раствориться. Целый бесконечный мир, огромная вселенная, а он, Коренев, заперт на пятачке в несколько квадратных километров.

– Фабрика не отпускает ни-ко-го, – прошептал он.

На него снизошло, и он бросился к турникетам.

– Можно Хоботова найти? Через него выйдем на Владимира Анатольевича, – выпалил он. – Он же должен меня помнить.

– Хоботов? – переспросил Ильич. Коренев помолился, чтобы хоботовых на фабрике оказалось не больше одного. – Давай позвоним.

Старичок по памяти набрал на диске номер и гаркнул из всех сил:

– Николай Сергеевич! Вас Ильич беспокоит с проходной.

Звук в трубке был до того громкий, что Коренев без труда слышал недовольный голос Хоботова.

– Тут у нас один товарищ заблудился с просроченным пропуском, говорит, вы его с каким-то Владимиром Анатольевичем видели.

– Вы там с ума посходили? – возмутился Хоботов. – Никого я не знаю, и вообще, в такое время люди спят. Шутники хреновы.

Раздались короткие нервные гудки прерванного соединения.

– Во-от, – поучительно сказал Ильич и вернул трубку на место, – не признает тебя Николай Сергеевич, говорит, в глаза не видел, слыхать – не слыхивал и, вообще, спать хочет, потому что шуток не любит.

Коренев положил портфель на пол посреди помещения проходной, уселся на него и принялся медитативно раскачиваться. Ильич с интересом поглядел на него, но ничего не сказал, раскрыл газету и углубился в разгадывание кроссвордов.

После пяти минут медитации Коренев решил давить на жалость и взывать к состраданию:

– Ну выпустите меня, что вам стоит? Никто не узнает…

– Видеокамеры поразвешивали по углам. Запись посмотрят, и тебе достанется, и мне, – возразил Ильич. – Не знаю, как тебе, а мне моя работа дорога.

– Что за чертовщина? Какая-то нелепая череда случайностей может привести к абсурду!

– На фабрику случайные люди не попадают, она сама выбирает, кто ей нужон, – заметил Ильич.

– Вы так говорите, будто она живая.

– А как же! – завопил потрясенный старичок. – Живая и есть. Всяк предмет имеет душу. Даже если к куску дерева отнестись по-человечески, он тебе спасибо скажет.

Коренев раскачивался и вздыхал. Сейчас бы телефон. Позвонил бы кому-нибудь – Ване, Виталику, Знаменскому, например, кто-то из них помог бы.

А почему бы и не попытаться?! За спрос не бьют.

– Ильич, позвонить с твоего телефона можно?

– Отчего же, нам не жалко, – расщедрился старичок. – Звони в свое удовольствие, но с собой брать нельзя. Имущество казенное.

Коренев трясущимися пальцами набрал Ванин номер, но ответом ему стали короткие гудки.

– С него только по фабрике звонить можно, – раскрыл Ильич секрет, почему с такой легкостью разрешил воспользоваться служебным телефоном.

– Бесполезный кусок пластмассы, – констатировал Коренев и со злостью бросил трубку.

И внезапно повеселел.

Сам собой родился новый план: усыпить бдительность Ильича, с разбега перепрыгнуть через турникет, и вот она – свобода! Пусть дедушка и дальше дремлет со своей газеткой. Что он еще может сделать.