Онлайн книга «Людоедка»
|
— Иди же, иди… Фимка вышла из будуара, где происходил этот разговор, и одевшись, ушла из дома. Для Кузьмы этот день начался незадачей. Петр Ананьев должен был куда-то отлучиться и заставил своего приемыша сидеть дома, так как неровен час, мог кто придти из болящих. Кузьма, между тем, уже два дня не видал Фимки и все его помышления были во дворе и в саду дома Салтыкова. Грустный сидел он на лавке в избе, когда в дверь раздавался легкий стук. — Кого-то несет нелегкая! — проворчал Кузьма и неторопясь отодвинул засов. Перед ним стояла Афимья, раскрасневшаяся от скорой ходьбы. — Фима, Фимушка!.. — воскликнул обрадованный Кузьма. — Вот одолжила, вот обрадовала-то… Старого-то нет и долго не будет… Ходь в избу… — Нет… А мне до него дело есть… — До него… Больна разве?.. — испуганно воззрился на нее Кузьма, впуская в горницу и тщательно запирая дверь за дорогой гостьей. — Здоровехонька… — засмеялась Афимья, обнаружив ряд своих ослепительной белизны зубов. — Дело-то есть особенное… Может ты помочь моей беде можешь? Да навряд ли… — Скажи, Фимушка, скажи, родная, все сделаю, что могу, может сколько времени жду я часу этого, чтобы просьбу твою исполнить, а ты, на поди, к старику… — Оно, конечно, тебе бы и следовало помочь мне, так как из-за тебя и я в беду попала, что не расхлебаешь. — В беду?.. — побледнел Кузьма. — Да, Кузя, беда неминучая; не исполню воли господской, сошлют меня в дальнюю вотчину, на скотный двор, да еще, пожалуй, и исполосуют как Сидорову козу… — Чего ты, что ты!.. Да что надо-то? — дрожащим от волнения голосом произнес Кузьма. — Прознала Дарья Миколаевна, что мы с тобой любимся… — Ну?.. — Вчера призывает меня да и говорит… Достань ты мне снадобья, от которого человек извелся бы, да так, чтобы никому невдомек было, как и что с ним приключилося… Я так и обомлела… Да где же, матушка Дарья Миколаевна, я такого вам снадобья достану… — говорю я ей. А она пронзительно на меня посмотрела, что мурашки у меня по спине забегали и отвечает: Ты, Фимка, казанской сиротой не прикидывайся… Знаю я давно твои шашни с Кузькой, работником «аптекаря», вот ты через него или прямо от самого старика мне снадобья этого и достань, а не достанешь, говорит, так я тебе покажу себя… Знаешь ты, чай, меня не первый год… Поняла, говорит, сказано и делай… Вот, Кузя, дела-то какие… Всю, как есть, ноченьку не спала я, а сегодня к тебе и прибежала… Ох, беда, ох беда неминучая… Фимка растерянно разводила руками, сидя на лавке и исподлобья наблюдала впечатление своих речей на стоявшего перед ней Кузьму. Последний был бледен и молчал, видимо, под гнетом тяжелого раздумья. — Старик-то мой этими делами не орудует… — Какими делами? — не поняла Фимка. — Снадобьями-то этими… Ядами они прозываются… — Ужели?.. — Верно… Он мне тут болтал, что прежде брал и этот грех на душу свою, а теперь, вишь, пошабашил… — Мне сделает… Не даром она тоже… — Не даром?.. — Десять рублев барыня Дарья Миколаевна мне отпустила… У меня за пазухой. — Не пойдет он на деньги… Упорен… О душе стал помышлять уж куда старательно… Мне тоже заказывал, да и что заказывать… Меня он этому и не обучал… Только что от него слышал, что немец-колдун, у которого он в науке был и который ему эту избушку и оставил, здесь на пустыре и похоронен, на этот счет дока был… — И его, Петра-то, выучил? — Вестимо… — Так может, ежели я с ним поговорю да денег посулю — он и сделает… — Ни за что… Прогонит… Открещиваться станет… А есть у него снадобье одно… — Есть, говоришь?.. — Есть… — Так ты мне, Кузя, его спроворь… — Эх, Фима, Фимушка, кабы я знал где оно, то и разговора бы нам с тобой вести было не надобно… — А ты не знаешь? — То-то и оно-то… Схоронил он его, а снадобье-то еще немец-колдун делал… Рассказывал мне старик-то… Такое снадобье, какого лучше не надо… Изводит человека точно от болезни какой, на глазах тает, а от чего — никакие дохтура дознаться не могут… Бес, говорит, меня с ним путает… Сколько разов вылить хотел — не могу, рука не поднимается… Схоронил в потайное место, с глаз долой… Никто не сыщет… — А ты поищи… — Поискать, отчего не поискать, только вряд ли найдешь… — Поищи, Кузя… Ты сядь-ка рядышком. Кузьма не заставил себе повторить приглашения и присел близко к своей возлюбленной. Фимка обняла его рукой за шею и заглядывая нежно в глаза, повторила: — Поищи, Кузя… — Эх, Фима, — вдруг порывисто обнял он ее, — добуду я тебе это снадобье. — Добудешь?.. Она подставила ему свои пухлые губы, в которые он впился страстным поцелуем. — Добуду… Не сойти мне с этого места, если не добуду! — Догадываешься, значит, где оно? — Где догадаться. — Так как же? — Сам старик мне отдаст, руками… — Ну!.. — Отдаст, есть у меня против него слово… Пригрожу — испугается и отдаст… — Тогда уж совсем поверю, что любишь меня… — Ненаглядная!.. Они снова крепко расцеловались. — Деньги-то возьми… Может, он на них польстится… — Не… Денег не надо, деньги у себя схорони, тебе на обновки понадобятся… — Милый!.. — С деньгами с ним ничего не поделаешь, а вот, что я надумал, так подействует… — Что же ты надумал? — Тебе что за надобность… Снадобье будет, а обо всем прочем долго рассказывать… — Когда принесешь? — Да сегодня по вечеру, а то уж беспременно завтра утречком. — Добудь, голубчик… — Сказано, слово свято… — Верю, верю!.. Фимка уже сама поцеловала окончательно счастливого Кузьму. — Да зачем твоей-то это снадобье?.. — А шут ее знает, разве говорить она будет… — Может, муженька спровадить на тот свет хочет?.. — Навряд, он итак на ладан дышет. — Извела?.. — Уж истинно извела… — Лиходейка… — А уж как я боюсь, как тебе не удастся… — Не бойся, удастся… Будет снадобье… — Хорошо бы. А я все же до завтра измучусь… — Сегодня вечером притащу… Постараюсь… |