Онлайн книга «Коронованный рыцарь»
|
Поэтому, когда Ирена Станиславовна подала Виктору Павловичу нераспечатанные письма, Оленину почему-то пришла на память круглолицая Франя, горничная Ирены, и он тотчас же решил, что это дело Степана. «Надо его положительно отправить в деревню, — мелькнуло в его голове. — Но чего я этим достигну! Возьму другого, его можно будет купить за деньги — еще хуже». Он, как всегда, отстранил мысль изгнания Степана. Последний знал все его привычки, он был ему положительно необходим, при том же непостоянен и влюбчив. Увлечение Франей пройдет и тогда он снова будет на стороне своего «красавца-барина», как звал Степан за глаза, а иногда и в глаза Виктора Павловича. «Если тут не далеко, я пройду пешком», — решил Оленин и, одевшись с помощью Петровича, так как Степан уже ушел исполнять приказание относительно вещей, вышел на улицу. Был ранний зимний день. Морозило. Небо было безоблачно и звезды сияли как-то особенно ярко. В городе было тихо, лишь изредка кое-где слышался визг санных полозьев. Полною грудью вдыхал Оленин резкий, холодный воздух, медленно шагая по направлению к своей тюрьме, как называл он приготовленную ему Иреной Станиславовной квартиру. А вот и дом купца Арсеньева, как значилось на данном ему адресе. Это был двухэтажный деревянный дом на каменном фундаменте. По фасаду каждый этаж имел по семи окон, с зелеными ставнями, которые в настоящее время были закрыты. Для дверей в оба этажа был общий подъезд под деревянным навесом. Дом был видимо новый, еще недавно окрашенный в коричневую краску, а ставни в зеленую. Две медные ручки звонков, находившиеся одна под другой в узкой полосе стенки между дверьми, блестели, как золото. Вообще вид дома был очень представительный для того времени и среди домов тогдашнего Петербурга, принадлежавших частным лицам. Виктор Павлович, остановившись на деревянной панели, шедшей мимо этого будущего его жилища, внимательно осматривал его и внутренне остался доволен. Он, однако, не решился сейчас же войти в него. «Что я буду там делать? Степан еще не перевез вещей. Я лучше немножко пройдусь!» — мелькнуло в его голове. Он не хотел сознаться самому себе, но он трусил. Ему казалось, что вот одна из этих дверей, смотря потому в какой звонок позвонит он, откроется, он войдет и та же дверь, затворившись за ним, навсегда разлучит его со всем тем, что дорого ему в Петербурге, с Зиной… со свободой… Он ощутил какую-то внутреннюю дрожь. «Я пройдусь!» — снова повторил он сам себе. Он снова оглядел внимательно дом. Он казался необитаем, ни малейшей полоски света не проникало между ставнями. Были ли они так плотно и аккуратно пригнаны, или же в доме не зажигали огня? «Верно на улицу парадные комнаты… Внутренние выходят на двор», — подумал он, и даже отошел на середину улицы, чтобы посмотреть, далеко ли тянется постройка на двор. Оказалось, что дом занимал и на дворе довольно большое пространство. Оленин снова перешел на панель, несколько минут постоял в раздумьи и двинулся далее. Он шел, и мысли одна другой несуразнее неслись в его голове. То казалось ему, что, вернувшись и войдя в жилище Ирены, он найдет ее мертвой. Живо неслась в его воображении картина: эта красавица-женщина, лежащая в гробу со сжатыми, побелевшими губами, с которых еще не успела сойти та презрительная усмешка, которую он видел на них несколько часов тому назад, с крестообразно сложенными руками. «Теперь ты не будешь держать меня в них, как в железных тисках!..» — думалось ему при виде этих красивых рук, с длинными пальцами и розовыми ногтями. То вдруг ему представлялась та же Ирена с веселым лицом, с доброй улыбкой на губах и со смеющимися глазами. «Что, испугался?.. А я пошутила… Ты свободен… Иди…» И он стоит перед ней, и так хорошо ему, что он может уйти, что он свободен, и он не хочет уйти… Ему хорошо с ней, с такой… Но вот из-за ее спины выглядывает другое лицо, лицо Зины. «И почему это дядя говорит, что она вся „земля“? — мелькает в его уме. — Ужели я могу так в ней ошибаться… Нет, она ангел… Она добра, нежна… Она не от мира сего… Его, дядю, обманывает эта русская красота, это белое, как кипень, тело… Однако, он говорит, что Поля лучше… а они так похожи…» «Боже, Боже, когда я вырвусь к ним… Сейчас вернусь, войду в дверь, дверь захлопнется и все кончено…» — несется в его голове. «Вздор, почему же все, ведь я мужчина, ведь у меня тоже есть характер… Я сломаю ее…» — решает он в одну минуту, но образ грозной Ирены восстает перед ним. Сердце его снова падает… Виктор Павлович медленно идет все прямо. Его выводит из задумчивости шум ехавшей и вдруг остановившейся почти около него кареты. Он поворачивает голову в сторону стоящего на середине улицы экипажа. У кареты отворяется дверца, откидывается подножка и из нее появляется нарядно одетая в бархатный салоп с дорогим мехом воротником дама. В это время мимо кареты и Оленина медленно проезжают сани, запряженные в одну лошадь. В санях сидит военный. Это сам государь Павел Петрович. Дама, стоя на подножке, приседает. Виктор Павлович по-военному вытягивается в струнку и отдает честь. Государь кланяется даме и рукой подзывает к себе Оленина. Дама скрывается снова в карете, подножка поднимается и экипаж едет далее. Виктор Павлович, ни жив, ни мертв, подходит в императору, сидящему в санках. — Военный? — спрашивает государь. — Бывший, ваше величество. — Что так, молод кажись, рано на покой… — Исключен, ваше величество. — За что? — Опоздал из отлучки, ваше величество. — Кто такой? — Капитан гвардии Виктор Павлович Оленин. — Оленин… — повторил государь и на минуту задумался. Виктор Павлович стоял на вытяжке, не шелохнувшись и не сводя глаз с государя. — Оленин… — повторил государь. — За тебя просил Архаров… Ты опоздал, задержавшись с опекунскими делами… — Точно так; я, ваше величество, ходатайствую о снисхождении, о принятии вновь на службу… До последней капли крови готов служить вашему величеству… — Хорошо… по одежде вижу, не модник… — сказал Павел Петрович, внимательно оглядев Оленина с головы до ног. Платье, сшитое по последнему высочайше утвержденному фасону, произвело, видимо, на его величество весьма приятное впечатление. — Приходи завтра во дворец… Сегодня же велю зачислить… Завтра объявлю куда… Тогда и шей форму… Офицер у меня без формы ни шагу… Слышишь… |