Онлайн книга «Коронованный рыцарь»
|
— Ну, спасибо, что ты так примечателен итак скоро постарался сделать мне угодное. За таковое твое внимание и старание мне угодить, хочу я и тебе сделать такое же удовольствие, какое сделал ты мне своим поступком: поздравляю тебя с сего числа офицером гвардии моей! А после развода приди ко мне во дворец и я новый твой мундир украшу орденом. Действительно, по окончании развода Чулков из рук самого государя был награжден орденом святой Анны III степени. Выпив чарку водки и закусив у общего стола, Виктор Павлович откланялся государю и отправился домой. Степан был тотчас послан за портным, который снял мерку и к следующему же утру взялся переделать форменное платье Оленина на новый образец. За ценой Виктор Павлович, конечно, не постоял. Обеспечив себе таким образом возможность с другого же дня заняться службой и в ней, быть может, найти забвение от гнетущим для него образом сложившихся обстоятельств, Оленин отправился к Ивану Сергеевичу Дмитревскому. Последний только что вернулся со службы, куда ездил первый раз, получив в это утро высочайший приказ о своем назначении товарищем министра уделов. Хотя Дмитревский и старался показывать, что ему неприятна эта служба, но самолюбие его было удовлетворено и вчерашней беседой с Кутайсовым, и получением высшего государственного поста. Он был в отличном расположении духа. — Ба! Виктор! Ну, как поживаешь? Слышал, слышал… Государя встретил и лично просил… Уж и приказ отдал… — Откуда вы знаете? — Кутайсов вчера рассказал у Похвисневых. — Кутайсов у Похвисневых? — Да, брат, и кажется тоже перед твоей Зинаидой тает… — Вот как… — деланно-равнодушным тоном уронил Виктор Павлович. — Об этом обо всем я тебе потом отрапортую, а теперь рассказывай о себе… Как устроился? — Ничего, хорошо, квартира меблирована… Все в порядке… Зайдете — увидите… — Да это где? Оленин сказал адрес. — От меня недалеко. — Близехонько. — Экой счастливец… Тебе везет… Заботятся о нем, вздыхают по нем… — Кто бы это? — А хоть бы Зинаида… — Вот как… — Потом, потом… Эй, трубки! Они сидели в кабинете, и Петрович, явившись на зов, подал обоим по трубке. — Представлялся к государю? Виктор Павлович рассказал прием, историю с Чулковым и даже то, что завтра будет готово его форменное платье и он весь отдастся службе. — Ну, весь не весь… Оставь что-нибудь и бабам… — Ну их! — Ишь какой праведник, как раз подстать праведнице… — Какой праведнице? — Это я твою Зинаиду так зову… Иван Сергеевич подробно рассказал о своем посещении Похвисневых, вопросах о нем, Оленине, ответе и конфузе после рассказа Кутайсова о встрече Виктора Павловича на Гороховой с государем. — Когда же ты к ним? — окончил он вопросом. — На днях заеду… Да на что я им? — Поля говорит, что в тебя Зинаида влюблена… — Вот как… — снова сказал Виктор Павлович. — Только я сказал ей, что не верю этому… Влюбить тебя в себя ей хочется… Замуж выйти тоже, а чтобы она была влюблена — нет… — Почему же? Не урод же я какой? — обиделся Оленин. — Какой так урод, красавчик, как зовет тебя Степан, и верно зовет… Только она не из таких, чтобы влюбляться… Вчера пред Кутайсовым тоже томничала, томничала… Виктор Павлович побледнел и закусил губу. — Да и граф Иван Павлович мелким бесом рассыпался… И того, и сего сулил, уж не знаю чего. — Что же он сулил?.. — подавленным голосом спросил Оленина. — Да и пособие генералу от его величества… и в статс-дамы-то Ираиду Ивановну, и Зинаиду в фрейлины пристроить… — Вот как… — опять, как и первые разы, чтобы что-нибудь сказать, уронил Виктор Павлович. Часа два провел дядя с племянником в оживленной беседе. Наконец Оленин отправился домой обедать и отдохнуть. От проведенной бессонной ночи он чувствовал слабость. Дома он застал высочайший приказ об определении его в службу. Выспавшись, после вкусно приготовленного искусным поваром обеда, Виктор Павлович вечер провел дома. Ирена не появлялась. Виктор сидел в своем кабинете на турецком диване. Кругом, как и вчера, была мертвая тишина. Странное состояние испытывал Оленин. Он ждал и боялся. Малейший шорох заставлял его вздрагивать и устремлять беспокойный взгляд на дверь, ведущую из кабинета в спальню. Тот же самый запах, который не давал ему спать ночь, стал снова носиться перед ним, все усиливаясь и усиливаясь. Ирена, казалось, была здесь близко. Вот сейчас она должна войти. Он сам не понимал, хотел он этого или нет. Время шло — она не появлялась. Когда часы пробили десять, он позвонил и отправился в спальню. С помощью явившегося на звонок Степана он разделся и лег. Преследовавший его прошлой ночью запах усилился, но он не был ему противен. Напротив, он вдыхал его с наслаждением. Он понял, что он ждал Ирену и что непоявление ее далеко не было ему безразлично. Это бесило его, и он должен был в этом признаться. Вдыхая водворившийся в комнате «ее запах», как он сам называл его, Виктор Павлович заснул. На другой день, облекшись в новый мундир, который был, увы, далеко не так красив, как прежний, но зато покоен и тепел, Оленин поехал являться к своему ближайшему начальству. В своем полку он нашел множество перемен. Осталось лишь несколько его товарищей, остальные офицеры были уволены из полка. Произошло это по следующей причине. Известно всем, что наши гвардейские полки, в те многие годы, когда в России продолжалось женское правление, принимали не раз близкое участие в переворотах и переменах правительства и сделались почти подобными турецким янычарам. Павлу Петровичу было хорошо это известно, и он, еще будучи наследником, чтобы обезопасить себя от своевольства гвардейцев, озаботился составить себе хотя небольшое число преданного и верного войска. Численность этого войска доходила до четырех тысяч человек, и была известна под именем гатчинского или павловского гарнизона. Последний состоял из пехоты, конницы и артиллерии. В него входили гусары, казаки и даже моряки. На этот гарнизон и на кирасирский полк он мог вполне положиться, а потому тотчас же при вступлении на престол, чтобы обуздать зазнавшихся гвардейцев, среди которых царило полнейшее отсутствие дисциплины, он перемешал свои войска со старой гвардией и сделал с возможной быстротой коренную внутреннюю ее реформу, изгнав изнеженность и роскошь и введя строгую, необходимую в каждом войске дисциплину. |