Книга Этот жестокий замысел, страница 48 – Эмили Сувада

– Я ни в чем не согласна с Лакланом, засранец.

– Он говорит о гентехе, – встревает Леобен, положа руку на плечо Анны. – Дакс постоянно говорил об этой фигне. Просто не обращай внимания, и Мато перестанет тебя задирать.

Анна закатывает глаза и уходит вперед, утаскивая за собой Леобена.

– А ты, Катарина? – складывая лист между пальцами и нюхая его, спрашивает Мато. Он раздраженно косится на Коула, словно хочет поговорить со мной наедине. – Что ты думаешь о человеческой форме?

– Не знаю, – говорю я. – Еще не решила.

Он имеет в виду гипотезу, в которой предполагается, что человек – венец природы; эта мысль затрагивает вопрос о том, хороша ли человеческая форма или мы просто к ней привыкли. Большинство людей придерживаются мнения, что слабые места в нашей ДНК должны быть исправлены, но так, чтобы это было почти незаметно. Они вполне спокойно относятся к измененному цвету волос или другим эстетическим уловкам, но им бы явно не понравилась чешуя Регины или хвосты, которые есть у некоторых хакеров в парке. Они утверждают, что кожа должна выглядеть естественно, а ноги оставаться ногами и при этом должны быть пропорциональны всей длине тела. Они считают, что люди, опыт которых ограничен несколькими годами кодирования, не должны спорить с результатами миллионов лет эволюции.

Их противники, генхакеры, рассматривают ДНК человека как отправную точку, а тела – как инструмент для изменений. Они считают, что эволюция всегда проходила хаотично и невероятно медленно, и радуются, что сейчас у нас появились инструменты, чтобы ее ускорить.

Во время вспышки приверженцы эволюции сосредоточились на способах повышения естественной иммунной реакции организма. Именно так Лаклан получил вакцину от гриппа Х – перекодировал человеческие антитела, чтобы они более старательно боролись с вирусом. Но генхакеры были иного мнения. Они заключили, что если вирус передается по воздуху, то лучшее средство избавиться от него – избавиться от легких.

Простой, эффективный и совершенно безумный способ.

– Я так понимаю, ты придерживаешься той же точки зрения, что и большинство генхакеров? – спрашиваю я у Мато.

Он наклоняет голову и всматривается в светящиеся цветы на деревьях, которые вырисовывают дуги на его маске.

– В основном да. Я думаю, что существовали миллиарды ветвей, по которым могла пойти эволюция, поэтому нам просто не очень повезло, что мы оказались в таких телах, как эти. Две ноги, два глаза, два яичника. А наша пищеварительная система и вовсе полная ерунда. Все это совершенно не подходит нам в повседневной жизни, но мы уже так долго живем с этим, что уже не верится, что мы сможем когда-либо измениться.

Я киваю и замедляю шаг, когда мы подходим к выходу из парка. Я никогда активно не поддерживала какую-то из сторон, но мне всегда нравились идеалы генхакеров и их мечты о будущем. Они предлагали решить проблему нехватки мировых ресурсов уменьшением среднего роста человека до одного метра. Предлагали напитать нашу кожу хлорофиллом, чтобы мы могли питаться солнечным светом. Иногда я представляю, каким бы стало человечество, если бы смогло преодолеть ограничения, установленные нашими предками.

Но в то же время план Лаклана об изменении одного гена в ДНК человечества ужасает меня.

– А что думаете вы, лейтенант? – спрашивает Мато у Коула с насмешкой в голосе.

У меня возникает чувство, что он пытается смутить Коула и вынудить его сказать, что тот не понимает, о чем мы говорим, и от этого моя шея пылает от гнева.

– Думаю, я скорее натуралист, – отвечает Коул.

Мато останавливается и удивленно смотрит на него.

– Ты не шутишь? – спрашиваю я. – Ты считаешь, что нам не следует использовать гентех?

– Нет, если это не связано с медициной, – объясняет Коул.

– Это… очень интересно, – говорит Мато, переводя взгляд с Коула на меня и обратно.

– Мы можем уже убраться отсюда? – кричит Анна, навалившись на Леобена за пределами парка. – Я повидала столько уродцев, что хватит до конца жизни. Ли считает, что сможет с помощью камер выманить старика.

– Черт, что ж ты так тихо об этом кричишь, еще не все услышали, – вскидывая руки, говорит Леобен.

– Нам сюда, – встревает Мато и направляется к коридору, уводящему в глубь бункера.

Мы с Коулом следуем за ним, и я время от времени поглядываю на него.

– Ты говорил всерьез или просто хотел позлить Мато? – спрашиваю я.

– Я не шутил, – говорит Коул, но его лицо бесстрастное, и он вновь выстроил вокруг себя стену, которую я не видела всю эту неделю. – Жаль, что для меня уже слишком поздно. Модули и алгоритмы, которые устанавливают тайным агентам, удалить невозможно.

Я тянусь к его руке, чтобы спросить, что он имеет в виду, но Коул ускоряет шаг и отдаляется от меня. Следуя за Мато, мы петляем по нескольким коридорам и поднимаемся по лестнице, пока не оказываемся около стальной двери с кодовым замком, на котором мигает зеленый светодиод. Как только Мато проводит панелью, она открывается, и мы попадаем в большую квартиру.

К стене прикреплены металлические койки, в дальней части комнаты виднеется ванная. Там, где должна находиться кухня, торчит только пластиковая труба, а голые стены исписаны генхакерскими заметками, но это место намного удобнее, чем джип, в котором я спала всю прошлую неделю.

– Нам нужно разделиться и порыться в сети, – расхаживая по комнате, говорит Анна. – Этот город значительно больше, чем я думала.

– Лаборатория, которую я вспомнила, находилась на поверхности, – говорю я. – И если он прячется там, то из ее окон видно небо.

Анна кивает:

– Это нам поможет, но вряд ли он отсиживается в том же месте.

– Можно поискать по сетевым подписям, – предлагает Мато. – Где бы ни находился Лаклан, у него должен быть хороший сигнал со спутников «Картакса»… или надежное проводное соединение. Иначе он бы не смог подсоединиться к панелям людей.

Я обхожу комнату, разглядывая надписи, нацарапанные на стене. В углу стоят коробки с книгами в мягких обложках, покрытые слоем пыли, а рядом, на полу, стеклянная банка с коллекцией ручек.

– Это была твоя комната? – спрашиваю я у Мато.

– Да, – улыбаясь, отвечает он, словно его радует, что я догадалась. – Я жил не здесь. Но это было место, куда я приходил подумать и поработать. В каком-то смысле это место стало моей первой лабораторией.

Анна приподнимает бровь, разглядывая генетические диаграммы на стенах.

– Над чем ты работал? Над способами изменить человеческую форму?

– Нет, – странно покосившись на нее, говорит Мато. – Это генетические диаграммы процессов, которые управляют старением и гибелью клеток.

Я поворачиваюсь к стене и просматриваю нацарапанные диаграммы. Многие изучают апоптоз ^[9] и старение клеток, как только начинают кодировать. Раскрытие тайны гибели клеток – Святой Грааль гентеха. Мы умеем исцелять тела, излечивать болезни и изменять внешность, но волшебного лекарства, способного предотвратить смерть, нет. Научный мир даже не пришел к единому мнению, от чего мы вообще умираем. В области борьбы со старением проводится множество исследований, но все они еще на начальном этапе, и прошло еще не так много времени, чтобы оценить результаты.