Книга Неизлечимые романтики. Истории людей, которые любили слишком сильно, страница 9 – Франк Таллис

– Да, мы близки.

Я хотел узнать, насколько близки, поэтому уточнил:

– Вы ведёте… интимную жизнь?

– Интимную? Вы о сексе?

Я кивнул.

– Да, – продолжил Филипп, – в интимном плане мы тоже близки. Но так странно… – Он вдруг смутился и стал похож на мальчишку. – Вроде бы ничего не изменилось, но всё совершенно по-другому.

– Как так?

– Моя жена вроде бы рядом, но в то же время не рядом. Она – но не она.

Его слова напомнили мне клиническое явление, известное как синдром Капгра, когда больной убеждён, что кого-то из его родственников или друзей подменил двойник.

– Я знаю, что она постоянно думает о нём, – продолжал Филипп. – То есть она, наверно, думает о нём, даже когда мы с ней, ну, в постели.

– Вы полагаете, она представляет себе Верма во время…

Филипп быстро оборвал меня, не дав закончить предложение.

– Нет-нет. – Он сделал глубокий вдох, успокоился и добавил: – Конечно, я не знаю наверняка. Я это понимаю. Может, она и вправду представляет его, когда мы занимаемся любовью. Но мне кажется, что всё же нет.

Филипп верил, что чувства Меган к Верма стали более абстрактными, сродни возвышенной идее. И у него на то была веская причина.

– Рассказывала ли вам Меган о своём… – На последнем слове он запнулся, и последовала неоднозначная пауза. Филипп почесал голову, как если бы старался решить непростую математическую задачку. – Не знаю, как это назвать. Что-то вроде святилища.

– Что? – удивлённо воскликнул я. – Нет, не рассказывала.

– Это коробка, обычная коробка, где хранят всякие вещи. Меган завернула её в белую ткань и хранит в спальне. В коробке лежат разные памятные предметы, так или иначе связанные с Даманом.

– Например, какие?

– О нём как-то писали в газетах. Он был на благотворительном мероприятии, где собирали пожертвования, и его там сфотографировали. Он при параде, в смокинге, стоит рядом с депутатом и одним известным телеведущим. Всё выглядит довольно пафосно. Меган вырезала из газеты эту статью и хранит её. Ещё она хранит старую визитку, информационную брошюрку, которую взяла в зубной клинике, и бумаги, связанные с операцией. Есть и другие вещицы. Ручка, скрепка… Видимо, к ним прикасался Даман. Должно быть, Меган их стащила.

– Что она делает со всеми этими вещами?

– Перебирает время от времени.

– Когда вы рядом?

– Нет. Теперь уже нет, без меня. Раньше она садилась рядом со своей коробочкой и закрывала глаза. Было ощущение, что она… не знаю даже, молится, что ли.

– Как вы относитесь к её… святилищу?

Похоже, мой вопрос сбил Филиппа с толку.

– Так ведь это такая вещь, с которой мне нужно просто смириться, верно? – на его лице снова читалась детская растерянность.

– Нет. Не обязательно. Вы можете высказать своё мнение.

– Могу ли?

– Да. Можете сказать, что вы против.

– Я бы ни за что не смог заставить Меган выбросить всю эту ерунду, – замотал головой Филипп. – Ей было бы больно. Так зачем же заставлять? Разве мне хочется, чтоб она страдала?

Его сопереживание и забота о жене тронули меня до глубины души. Даже самая обычная любовь, не обострённая патологией, порой бывает поистине удивительной.

Когда я снова встретился с Меган, я спросил её о том святилище.

– Оно – моя самая близкая связь с Даманом. Я имею в виду в физическом плане.

Она уточнила неспроста. Меган всё ещё верила, что огромное расстояние, разделяющее её и Верма, можно преодолеть духовной или мысленной связью.

– Как часто вы рассматриваете эти вещи? – спросил я.

– Нечасто, но мне становится легче просто оттого, что они есть.

– По-вашему, как Филипп относится к тому, что вы храните… воспоминания?

– Он не против.

– Вы уверены?

– Да. Он не против. Да и вреда от них никакого.

– Может быть, если вы избавитесь от этих вещей, вам будет проще отпустить прошлое?

По лицу Меган пробежала тень ужаса.

– От них никакого вреда, – поспешно повторила она. – И Филипп совсем не против – правда, он не против.

В её голосе ясно звучала нотка еле скрываемой паники.

Бытует ложное представление о психотерапии и её методах. Кажется, что на сцену выходит эдакий герой-психотерапевт, которого призвали исцелить не желающего идти на контакт пациента с необъяснимыми симптомами. Благодаря своей выдающейся проницательности и хитрости психотерапевт преодолевает все возможные сложности, минует все неоднозначные ситуации, и вуаля – доверительные отношения с пациентом установлены. Путём погружения в глубины вытесненных сознанием воспоминаний на свет извлекаются мрачные тайны, и проблема наконец-то разрешается. Все фрагменты одной огромной сложной мозаики безукоризненно встают по местам, и пациент полностью исцеляется. Героический силуэт психотерапевта, музыка, титры.

Если говорить о реальной психотерапии, то здесь всё совершенно по-другому. Путь к сказочному успеху довольно запутан и неочевиден, а прогресс идёт очень неспешно. Случаются тупики и ошибки, периоды застоя и фрустрации, моменты, когда сомневаешься, а с нужной ли стороны подходишь к проблеме. Даже при попытке справиться с фобией с помощью прямого метода, такого как конфронтация – когда психотерапевт убеждает пациента встретить свои страхи лицом к лицу, – может случиться нечто, что заставит сделать шаг назад и выбрать совершенно иной подход.

Однажды я использовал метод конфронтации с женщиной, которая испытывала ужас перед дверными ручками, так как боялась чем-нибудь заразиться. Когда моя пациентка взволнованно потянулась к дверной ручке моего кабинета, она вдруг вспомнила другую дверную ручку – ту, которая зловеще скрипела, когда в детскую спальню заходил отец: он сексуально домогался моей пациентки, когда та была ребёнком. Понятное дело, что мы тут же отказались от конфронтации и стали разговаривать о нахлынувших воспоминаниях. Теоретически, при глубоких терапиях, таких как психоанализ, почти сразу прощупываются подобные неуправляемые вещи: воспоминания, сны, интерпретации. Бессознательное не всегда жаждет сотрудничать, и можно долго и глубоко копаться в чьей-то душе, а в итоге не найти ничего, что помогло бы лечению.

Фрагменты сложной мозаики Меган не встали идеально по своим местам. Не выползло никаких мрачных откровений, и я не смог увидеть связи, которые чётко и ясно объяснили бы произошедшее. Убеждённый биологический психиатр, скорее всего, сказал бы, что причина моего фиаско кроется в том, что синдром Клерамбо – психотическая болезнь и объясняется химическим дисбалансом в мозгу. Я же искал подсказки, не связанные с мозгом или же связанные с ним опосредованно. То, что лекарство, назначенное Меган, не помогло, вовсе не сбрасывает версию биологической психиатрии со счетов – возможно, мы пока ещё не изобрели нужные лекарства.