Онлайн книга «Клок-данс»
|
– Ну… – …потом в другой посуде развела крахмал и в него добавила остаток смеси… – Что? Нет. Мы смешали все сразу. – М-да. – Поэтому так получилось? – Видимо, да, милая. – Но я же не знала! – Когда берешься за неизвестное блюдо, вначале стоит прочесть инструкцию. Чтобы отец не видел ее слез, Уилла опять уставилась на свои ботинки. – Сперва удостоверяешься, что у тебя есть все ингредиенты… – Я так и сделала. – Хорошо, милая. Потом выкладываешь их на столешницу… – Я выложила! Я старалась! – Затем читаешь пошаговый порядок готовки. То же самое я говорю ученикам на уроках по столярному делу: прикидываешь, с чего начнешь и чем закончишь, что за чем идет… Уиллу возмутило, что отец так ее поучает, прям тычет носом, не слушая никаких возражений. – Я поняла! Блин! Я не тупица. – Конечно, нет, милая. Ты только учишься. В следующий раз будешь аккуратнее. – Я и сейчас была аккуратной! Я разложила все ингредиенты… Пойми, я хотела сделать тебе сюрприз. – Это не важно, милая. Правда. – Не важно? – Уилла подняла взгляд. Теперь ее не волновало, что отец увидит ее слезы. Пусть видит. – Как ты можешь такое говорить, когда я вгрохала столько сил? – Нет, я имел в виду… – Ладно, проехали. – Уилла развернулась и вышла из кухни. В столовой села за уроки, схватила карандаш. В дверном проеме возник отец, за ним тенью маячила Элейн. – Уилла, дорогая… – Я занимаюсь. – Не надо так. – Можно я сделаю домашнее задание? Отец потоптался, но Уилла, не поднимая головы, хмуро таращилась в тетрадку. Он вернулся в кухню. Элейн посмотрела на сестру и тоже ушла. В тетрадке по истории Уилла жирно зачеркнула свой последний ответ. На ужин были горячие сэндвичи с сыром и горошек. Уилла, уставившись в тарелку, не проронила ни слова, отец и сестра с наигранным оживлением говорили безумолчно. Элейн поведала, что на урок «Назови предмет» Домми Маркони принесла кролика. – Кстати, крольчонок, ешь горошек, – сказал отец. Элейн закинула горошину в рот и попыталась по-кроличьи пошевелить носом. Отец засмеялся. Смотреть противно. – Можно выйти из-за стола? – спросила Уилла. – Тебе не понравился ужин, милая? – Отец посмотрел на недоеденную половину сэндвича на ее тарелке. – Я не голодна. – Уилла встала, скрежетнув стулом, и ушла в столовую. Со стола убирали отец и Элейн. Из кухни доносилось звяканье посуды, потом полилась вода. Значит, моют тарелки. Отец даже спасибо не сказал за то, что Уилла перемыла всю посуду. Она уже закончила с уроками, но все равно сидела за книжками – предлог не помогать на кухне. В комнату заглянул отец: – Сыграем в лудо? – Сегодня мой банный день, – сухо сказала Уилла. – Так еще рано. Она не ответила. Не глядя на отца, вышла из столовой и поднялась к себе. В зеркальной дверце шкафа отразились зареванное лицо и всклокоченные волосы – кудряшки торчали во все стороны, ресницы слиплись от слез. Уилла открыла дверцу, отражение исчезло. Она сняла пижаму с крючка и пошла в ванную. Напустила горячей воды и, усевшись в ванне, глядела, как сморщиваются подушечки пальцев. «Вдруг с мамой случилось несчастье?» – подумала Уилла. Может, она хотела сразу вернуться, но попала в аварию? Им бы сообщили? А вдруг она без сознания в больнице? Или в морге. Почему такая мысль не пришла в голову отцу? Нет, с их семьей что-то не так. Единственный нормальный человек в ней – она, Уилла. Покончив с мытьем, Уилла сразу улеглась в постель, хотя еще не было восьми и спать совсем не хотелось. В темноте она лежала навзничь и смотрела в потолок. Снизу доносились голос отца, хихиканье Элейн. Потом на лестнице раздались легкие шаги, Уилла прикрыла глаза. Потоптавшись на пороге, Элейн вошла в комнату и, не зажигая лампу, переоделась ко сну. Сквозь смеженные веки Уилла видела ее силуэт: подпрыгивая на одной ноге, потом на другой, сестра влезла в пижамные штанишки. Затем взяла с тумбочки «Домик в лесной чаще» и опять сошла вниз, откуда через минуту послышался невнятный голос отца, читавшего вслух. Разделавшись с главой, он вместе с Элейн поднялся в спальню. Уилла успела повернуться лицом к стене. Она слышала, как отец укрыл сестру одеялом и пожелал спокойной ночи. Потом он подошел к ее кровати и прошептал: – Улли? Уилл? Ты спишь? Она не ответила, отец ушел. По лестнице он ступал так тихо и огорченно, что у Уиллы защемило сердце. Когда она проснулась, косой солнечный луч перечеркивал одеяло, а в доме пахло беконом и тостами. По лестнице простучали стремительные шаги, в комнату вошла мама: – Подъем, утятки! В хорошем настроении она всегда называла их «утятками» и сама как будто превращалась в маму-утку – такими сочными счастливыми голосами в радиопостановках говорили актрисы, изображая радость. Уиллу всякий раз это веселило, но сегодня она даже не шевельнулась в кровати. Зато Элейн радостно подскочила и заверещала: «Мамочка!» До чего противно – ведь всегда говорила просто «мама». – Я по тебе так соскучилась, мамочка! – Сестра спрыгнула с кровати и, лучась счастьем, обхватила мать за ноги. Улыбаясь, та ее обняла. Мать была в розовом халате – значит, вернулась еще ночью. – Где ты была, мамочка? Куда ты ходила? – не унималась Элейн. – Так, кое-куда, – беззаботно ответила мать и лучезарно улыбнулась Уилле: – С добрым утром, соня! – С добрым, – буркнула Уилла. – Могу сделать яичницу, омлет или пашот. Что желает ваше высочество? Подобное бывало часто – мать так держалась, словно ничего не произошло, и всем своим видом говорила: ну подумаешь, бросила вас, что такого-то? Не берите в голову! Наверное, застань их мертвыми, она бы воскликнула: «Господи! Чего это вы надумали?» Правда, после самых жутких вспышек (был случай, она ударила Уиллу половником по лицу, наградив чудовищным синяком, а в другой раз сожгла любимую куклу Элейн) мать себя вела точно героиня киношной мелодрамы – тискала дочерей в объятиях и, уткнувшись в них носом, горько рыдала: «Душеньки мои! Сможете ли вы меня простить?» Странно вспоминать, что когда-то Уилла тоже плакала и, прижимаясь к матери, бормотала: «Ну конечно, мама, я тебя уже простила». Теперь же она, застыв в кольце материнских рук, смотрела в сторону, и мать, отпрянув, говорила: «Ты ледышка, Уилла Дрейк». |