Книга Порог, страница 84 – Сергей Лукьяненко

— Конечно, командир Горчаков, — сказала Прима. — Не вся, но правда.

Она сделала шаг к стене.

— У меня есть для вас подарок, командир.

Ее протянутая рука вошла в стену — Валентин только через несколько мгновений понял, что в стене есть какой-то проем или ниша, закрытые иллюзорным изображением. Прима достала большой, но плоский пакет — если Горчакову не врали глаза, то пакет был из плотной бумаги.

— Картина, — сказала Прима. — На память.

Валентин взял пакет — тот оказался неожиданно тяжелым.

Кивнул, не зная, что и сказать.

— Формально я не должна передавать в правильную реальность ничего материального, — призналась Прима. — Но вы и сами уже состоите частично из атомов нашей реальности. Вы ели и пили, вы дышали воздухом чужого мира. Возьмите маленький подарок о том, что исчезнет навсегда.

— Может быть, эта реальность останется? Вселенные раздвоятся?

Прима кивнула:

— Я буду на это надеяться, капитан. Приятно была работать с вами.

Ксения пожала ей руку — и отступила к Валентину.

— Тогда еще один вопрос, — сказал Горчаков. — Простите. Двести шесть — пять…

Прима покачала головой:

— Вас не должен тревожить этот вопрос, командир.

— Он…

— Он остается здесь, командир. — Прима опустила глаза. — Мы поговорили, и он принял мою точку зрения. Отправляйтесь на свой корабль и уходите в червоточину. Нам не стоит тянуть.

— Прима, для Феол нет никакой необходимости гибнуть.

— Сестра, какое это имеет значение? — неожиданно поддержала его Ксения.

Первая-вовне вздохнула:

— Хорошо. Он придет.

— Когда? — с подозрением спросил Валентин.

— Очень быстро, поверьте. Как только я разблокирую двери его каюты. — Прима усмехнулась.

* * *

Ян навьючил тюк на спину. Прошел несколько шагов. Тяжело, но идти можно.

— Не стоит тянуть, — сказал он.

— Я не понимаю, что именно ты хочешь делать, — сказала Адиан. — Дети ушли, мы остались…

— Оставаться смысла нет, — сказал Ян. — У нас больше нет ни укрытия, ни запасов. Все, что осталось, мы унесем.

Сидеть возле сена, жевать его с утра до ночи и медленно ослабевать? Мы пойдем, Адиан. Пойдем по следам детей. Мы не будем их сдерживать, у них останется лучшая пища. Но мы попробуем их догнать.

— А смысл? — спросила Адиан. — Если даже дойдем — ты уверен, что там, за горами, остались чистые земли?

— Ядерных зарядов было не так много, — сказал Ян. — За горами села, маленькие бедные городки, их никто не станет бомбить. И в любом случае мы попытаемся.

Он увидел, как в глазах Адиан появилась пусть не надежда, но цель.

— Ты прав. Раз уж мы выжили, то какой-то смысл в этом был. Давай попробуем. Знаешь, я буду рада увидеть Лан. Может быть, мы сохраним семью.

Ян обнял ее, на мгновение зарылся лицом в гриву волос. А потом поднял второй вьюк и помог забросить на спину.

Времени на сомнения не было, как и на нежности. Дети ушли утром, сейчас миновал полдень. До темноты надо пройти по их следам как можно больше — чтобы не было искушения вернуться к пепелищу.

Для чего-то же они выжили…

* * *

Кисть у Гюнтера была закована в прозрачный герметичный лубок, заполненный прозрачным репарационным гелем. Руку он держал чуть на излете, и при взгляде на распухшие розовые пальцы Мегер непроизвольно хмыкнула.

Гюнтер сердито и недоумевающе посмотрел на нее.

— Сосиски в стеклянной кастрюльке, — с невозмутимым лицом сказала Анна.

Гюнтер пробурчал что-то себе под нос.

— Не сердись. Это нервное, — пояснила Мегер.

— Тебя бы так приложило… — мрачно сказал оружейник.

— Зато вы единственный офицер Космофлота, который вступал в наземный огневой контакт с противником! — вставил Алекс.

Гюнтер с подозрением глянул на юного навигатора, но тот был абсолютно серьезен. Ксения, сегодня допущенная в рубку, молчала, погруженная в свои мысли, командир тоже не улыбался. Оружейник вздохнул и ответил:

— Плохо вступал.

— Что поделать, люди размякли, отвыкли воевать, — согласилась Мегер. — Но может, и неплохо, а? Учитывая историю Человечества?

Гюнтер мрачно повернулся к пульту.

— Как бы там ни было, — сказал Валентин со своего места, — какими бы мирными мы ни стали, я попрошу тебя, Гюнтер, быть наготове.

— К чему? — спросил оружейник.

— Ко всему.

Гюнтер покосился на командира, потом кивнул:

— Одна рука у меня работает. Голова тоже.

— Алекс, что у тебя с курсом? — спросил Валентин.

— Все готово, — сказал навигатор. — Мы уходим в межзвездное пространство на два световых дня. И возвращаемся. Это будет недолго.

Валентин кивнул. На экране перед ним была станция Ракс — огромная и одинокая. Рядом висел основной корабль Ракс — двадцатиметровое металлическое веретено. Захваченный в бою метеорит, очищенный от остатков камня, был уже выведен в заданную точку пространства, куда корабль вскоре переместится.

— Прощай, Прима, — сказал Валентин, включая дальнюю связь.

— Прощайте, командир Горчаков. Прощай, Третья-вовне. Прощай, экипаж «Твена», — ответила Прима. Голос Ракс был спокоен и ясен, казалось, она стоит рядом, в рубке.

— Прощай, Первая-вовне… — прошептала Ксения. Валентин с удивлением увидел, что Третья-вовне закрыла глаза и руки ее вцепились в подлокотники кресла. Она так переживает? Или боится?

— Корабль стабилизирован по оси входа, — сообщила Мегер.

— Включаю генератор… — Валентин осекся. — Гюнтер! Отбор мощности на оружейном блоке!

— Командир! — выкрикнул Гюнтер. — Пульт…

Корабль вздрогнул, когда две лазерные пушки, дав залп, выбросили в пространство остатки отработанных стержней накачки. Корпус «Твена» на миг окутала дымка расходящегося ксенона и нити расплавленного вольфрама — потом их унесло прочь.

Металлическое веретено корабля Первой-вовне осталось на месте. А вот гигантская станция за ним разваливалась на части… нет, не разваливалась — исчезала маскировка, мерцала, теряла яркость, становилась прозрачной.

Вместо изящной, разукрашенной геометрическим орнаментом станции на орбите возникло нагромождение больших и малых отсеков, скрепленное узкими трубами переходов, натянутыми и рвущимися теперь тросами, решетчатыми фермами и кабелями. В общем — обычная станция, не нуждающаяся во внешнем корпусе и построенная сугубо функционально. Часть отсеков выстрелом разнесло в клочья, из пробитых переборок струился воздух.