Онлайн книга «Командарм»
|
— Знаю, — надышавшийся свежим воздухом Бубнов закурил наконец папиросу, и Макс перестал испытывать неловкость, попыхивая своей трубочкой. — Мужик неглупый, въедливый, несколько тяжеловесный, правда, и состоит в близких друзьях Кобы. — Тем более! — Макс с такой оценкой Молотова согласился. Он уже слышал — и не раз — как за глаза того называют "Чугунной задницей". И сам в Питере насмотрелся, но увидел и другое: Вячеслав не тупой фанатик. Он прагматик, хотя у него и существуют жесткие границы для этого самого прагматизма. — Тем более! — сказал он Бубнову. — Но именно они, Серебряков и Молотов, пробили в СНК разрешение на "гибкую политику в области приграничной торговли". Считай, монополию внешней торговли отменили для одной отдельно взятой губернии… — Именно это они и сделали, — спокойным голосом констатировал Бубнов. — В результате пришлось принимать поправки к декрету. — Так и я о том же! — Макс любил разговаривать с Бубновым, Андрей всегда быстро схватывал и четко формулировал главные тезисы. — А по сути, что у них получилось, почему пришлось декрет, столь полюбившийся… — он хотел сказать, Сталину, но решил не обострять, — некоторым товарищам, по живому резать? А все дело в выгоде! Товары пошли через границу… — И мы перестали получать за них деньги в госбюджет. — Не так. Мы перестали их терять на контрабанде и липовых поставках, а стали взимать налогами, акцизами, процентами на кредитование, таможенными сборами. Ты этого не знаешь, может быть, но сборы возросли на порядок в первый же год. Доходы городского бюджета подскочили аж в три раза, отчисления в бюджет СССР в два с половиной. Чуешь, о чем идет речь? На эти деньги, между прочим, "Парижскую Коммуну" и "Марат" [64] ремонтировали и тракторно-танковый цех на Ижорском заводе построили. Вот тебе и прямая польза РККА и индустриализации от простого советского нэпмана. Подожди! — остановил Макс готового возразить Бубнова. — Погоди, Андрей. Я тебе еще кое-что расскажу. Из Риги пошло в Питер женское белье, среди прочего. В том числе, и польское, хорошего качества и красивое. И вот в Ленинграде один портной… Капилевич его фамилия или Копельман… Не суть важно, он увидел, как "брали" это недешевое белье и наладил свое производство. Мало того, что две сотни работниц с биржи труда на работу принял, так и товар предложил не хуже польского, но дешевле. Рашель с Полиной Молотовой в его магазин на Литейном проспекте ходили… Ну, я тебе как мужик мужику скажу, красивое белье! — Все так, — кивнул, улыбнувшись, Бубнов. — Но он выступил конкурентом нашей собственной швейной промышленности! — Все так, — не стал спорить Кравцов, повторив к тому же "формулу" Бубнова. — Но, во-первых, он платит налоги, которые много выше, чем те, что платят госпредприятия. Во-вторых, он реально работает против утечки капитала заграницу, предотвращая к тому же контрабанду и облегчая жизнь ОГПУ и Военконтролю. И наконец, в-третьих, нашим швейникам учиться еще и учиться. Вот пусть и учатся, соревнуясь, а продукцию их все равно покупают. У Копельмана белье сравнительно дорогое, да и до Литейного проспекта не каждый доберется… — Резонно. А криминал как? Разложение, усиление буржуазного элемента? — Так, Андрей! А мы на что? На то и щука в море, чтобы карась не дремал! Военконтроль, ОГПУ, Политуправление РККА, Милиция, Прокуратура, Революционные трибуналы… Работать надо, а не липовые дела строчить. — И Военконтроль самый важный… — Андрей, так и ты, вроде как, военный. Политуправление — это же военный отдел ЦК, нет? — Да, Макс. Хорошо, я подумаю над твоими словами. В них определенно есть резон, но я должен все это еще раз обмозговать. — Думай, — согласился Кравцов, хотя и догадывался, что и сам этот разговор не состоялся бы, если бы Бубнов не пришел уже к каким-то предварительным выводам. — Надо бы на партконференции поднять вопрос о разграничениях полномочий между Наркоматом и РВСР… "Значит, у меня есть еще один союзник в ЦК, и не самый слабый к тому же…" — Я не против, — сказал он вслух. — Если хочешь, могу подкинуть тебе пару тезисов. — Давай. — Договорились! 2. — Ты знаешь, что о тебе говорят в ЦК? — Расскажи, — предложил Макс. — Говорят, ты снова копаешь под Дзержинского, — глаза Реш светились неподдельной тревогой, и неспроста: "копать" под председателя ГПУ возьмется лишь полный отморозок, самоубийца или сумасшедший. "И еще Макс Кравцов собственной персоной… Идиот!" — Глупости! — сказал он и зачерпнул ложкой суп. В кои-то веки Рашель приготовила обед. Отстранила тонкой рукой нанятую по рекомендации Саблина "экономку", затопила кухню золотым сиянием своих глаз и сварила совершенно не типичный для евреев гороховый суп на свиных копченых ребрах, и говядину потушила с картофелем и морковью, и испекла пирог с капустой… Просто ужас какой-то, учитывая, что готовила зав сектором отдела ЦК. "Съевшего полный обед расстреливают перед строем в назидание другим несознательным элементам…" — Ну, не знаю. Так говорят. — Хотят стравить меня с Феликсом, — отмахнулся Макс. — Вкусно! — Я рада. Тебе действительно нравится? Сто лет не готовила… — Я знаю. — Я люблю тебя, Макс. "Значит, дело серьезное…" — Я тоже люблю тебя, — Кравцов проглотил горячий суп и посмотрел Реш в глаза. — Что тебя тревожит? — Они убьют тебя, — сказала она, не опуская взгляда. — Меня не так просто убить, — возразил он с той интонацией, тем голосом, каким обычно объяснялся ей в любви. — Сиди! — потребовала она, увидев, что он собирается встать. — Кушай! Потом выпьем, потом я стану отдаваться тебе, как дура и кокотка, а ты будешь брутальным командармом Кравцовым! — она улыбнулась, предвосхищая, как оно там все у них получится. Потом, не сейчас. — Я коньяк купила и пирожные, и чай китайский. — А бы выпил кофе, — улыбнулся в ответ Макс. — Вот сам и сваришь… к пирогу. — К пирожным. Купила птифуры? — Как ты узнал? — Военконтроль знает все! — Тебе не свернуть Феликса! — Что за глупости! Мы с Феликсом Эдмундовичем старые знакомые, члены ЦК, наконец… — Во всем этом есть хотя бы смысл? — спросила она строго. — В чем? — В твоих играх? — Я не играю, Реш, — покачал Кравцов головой. — Ты же знаешь, я революционер. Я торю дорогу в Коммуну! — Вот я, дура, и люблю тебя за это, — вздохнула она, обливая его золотым потоком любви и заботы. — Кушай, Макс, а то суп остынет! |