Книга Возвращение Черного Отряда. Суровые времена. Тьма, страница 29 – Глен Кук

Меня передернуло. И Одноглазого тоже. Конечно, я не видел Копченого, до которого сквозь игольную дырочку в защите добралось чудовище, однако был наслышан.

– А что сталось с Копченым? – спросил я.

По слухам, чудовище не убило его.

Костоправ прижал палец к губам:

– Вот за этим углом.

Я думал, мы возвращаемся в комнату, где Гоблин и Одноглазый со Стариком вытаскивали меня из недавнего приступа. Просто догадался, что краснорукого душилу держали там же, за занавеской. Но нет, прибыли мы совсем в другое место.

И обманник был не один.

Радиша Дра, сестра правителя, князя Прабриндра Дра, стояла там, прислонясь к стене, и рассматривала пленника с таким видом, словно решительно осуждала мягкость Освободителя в отношении злодеев. Маленькая, смуглая и сморщенная, подобно большинству таглиосок, кому за тридцать, она отличалась твердостью характера и ясностью ума. Говорят, Радиша потеряла самообладание лишь единожды в жизни – в ту ночь, когда Госпожа истребила всю верхушку разношерстного таглиосского жречества, положив конец религиозным распрям, что сделало ее ключевой фигурой в военных действиях.

После той демонстрации силы случилось еще много чего, не столь интригующего. Наши союзники и наниматели, похоже, решили просто ждать, когда мы свернем себе шею.

Если расспросить таглиосскую аристократию и жречество, то обнаружится, что большинство принадлежащих к высшему обществу уверены: княжеские решения на самом деле принимает Радиша. И это совсем недалеко от истины. Ее брат, конечно, не так податлив, как о нем думают, однако предпочитает мирные дела военным.

За спиной Радиши стоял стол, на нем лежал человек.

– Копченый? – спросил я.

И даже получил ответ. Копченый был все еще жив. И все еще в коме. Его мускулы одрябли донельзя, превратились в жир.

А позади стола с потолка до пола свисала занавеска – точно такая же, как и в комнате, где я очнулся в последний раз. Значит, комната все-таки та же самая, только вошли мы в нее с другой стороны.

Странно.

– Копченый, – подтвердил Костоправ.

Тут я понял, что меня посвящают в одну из главных тайн:

– Но…

– Этот тип сообщил что-нибудь интересное? – спросил Костоправ у Радиши, перебивая мой вопрос.

Должно быть, она развлекалась с пленным. А Капитан по какой-то причине не хочет, чтобы она уделяла Копченому слишком много внимания.

– Нет. Но сообщил.

Душила выдавил смешок. Смелый он, но глупый. Ему ли не знать, чего можно добиться от человека пытками? По моей спине снова пробежал холодок.

– Понятно. Одноглазый, приступай. Мурген нас и так здорово задержал.

Анналы… Значит, он откладывал допрос только для того, чтобы я мог занести его в Анналы?

Не стоило беспокоиться. Я не любитель пыток.

А вот Одноглазый принялся за дело с энтузиазмом. Он потрепал пленника по щеке:

– Придется тебе, дорогуша, помочь мне. А уж я постараюсь с тобой помягче – если только ты позволишь. Что же вам, душилам, понадобилось в Таглиосе? – Он взглянул на Капитана. – Гоблин скоро вернется?

– Давай-давай, не отвлекайся.

Одноглазый что-то такое сделал, и душила, слегка вскрикнув на выдохе, рванул веревки, которыми был связан.

– Но какую я ему женщину подыскал, командир! – говорил между тем Одноглазый. – Верно, Щенок?

Злобно усмехнувшись, он склонился над обманником.

Так вот почему он так восхищался матушкой Готой. Решил воспользоваться ею, чтобы подшутить над Гоблином. Мне бы возмутиться, хотя бы из-за Сари, но не получалось, как я ни старался.

Матушка сама постоянно нарывается на неприятности.

– Ты, дорогуша, понимаешь ли свое положение? – мурлыкал Одноглазый. – Когда тебя взяли, ты был с Нарайяном Сингхом. И лапка у тебя красная. Оба эти обстоятельства подсказывают мне, что ты обманник особого рода, из тех, с кем Капитану давно хотелось повидаться.

Одноглазый указал на Костоправа. Для обозначения Капитана он воспользовался словом «джамадар», имеющим у обманников четкие смысловые оттенки религиозного характера.

Да, обманникам удалось взять Госпожу, однако та навечно пометила их вот этим пятном на руке. Что с тех пор и выделяет их из толпы.

Одноглазый цвиркнул слюной сквозь пеньки зубов. Всякий не знающий его посчитал бы, что он размышляет.

– Но видишь ли, – продолжал он, – я мальчик воспитанный, терпеть не могу, когда людям делают больно, а потому дам тебе шанс избежать печальной участи вот этого таракана. – Он небрежно ткнул большим пальцем себе за спину, в сторону Копченого, тогда как между пальцами другой его руки с треском проскочила искра. Душила испустил такой вопль, что рвет нервы, да еще и концы присыпает солью. – Это может продолжаться вечно, а может и быстро закончиться – все в твоих руках. Скажи, что затевают обманники в Таглиосе? – Нагнувшись ближе, он шепнул: – Я могу даже устроить так, что тебя отпустят.

Пленник раскрыл было рот. Пот заливал ему глаза, обжигая. Душила дернул головой, пытаясь стряхнуть его.

– Могу поспорить, она решит, что Гоблин красив, как навозный жук, – хихикнул Одноглазый. – Как полагаешь, Щенок?

– Я полагаю, – зарычал Костоправ, – что тебе лучше делом заниматься!

Он тоже не в восторге от пыток, и вечные взаимные подначки Гоблина и Одноглазого давным-давно ему осточертели.

– Да не выпрыгивай ты из штанов, командир. Никуда этот парень не денется.

– Зато его дружки что-то готовят.

Я взглянул на дядюшку Доя – что он думает об этой перепалке? Его лицо было совершенно каменным. Может, он и впрямь разучился понимать по-таглиосски?

– Не нравится, как я работаю, – процедил Одноглазый, – так прогони меня и сделай сам, как хочешь! – Он ткнул в пленного пальцем, и тот напрягся в ожидании боли. – Ты! Что твоя шайка забыла в Таглиосе? Где Нарайян с Дщерью Ночи? Давай выкладывай, не подводи меня.

Тут я и сам напрягся – меня здорово пробрало холодом. С чего бы?

Пленник, словно рыба на суше, хватал ртом воздух. Все его тело было покрыто потом. Положение душилы было безвыходным. Если он, что-либо зная, заговорит – а ведь обязательно заговорит рано или поздно, – дружки его потом по головке не погладят.

Костоправ угадал его мысли.

– Значит, близок день, когда твоя шайка нанесет удар? – спросил он.

Я очень сочувствую Старику. Если ему и удастся вернуть дочь, то найдет он вовсе не то, что ищет. Она обманница со дня своего появления на свет; из нее растят Дщерь Ночи, предтечу Года Черепов. Черт возьми, ее посвятили Кине еще до того, как она покинула материнскую утробу. Девочка станет тем, кто нужен душилам; у нее нет выбора. И эта безысходность разобьет родительские сердца.