Онлайн книга «Идиот»
|
– Надеюсь, ты не забыла очки. Иван уже сидел там – на самом верху. Я помахала ему рукой, но он уставился через двор на лекторий. Я карабкалась по ступенькам – сначала делала шаг на каждую, а затем стала идти через одну. Этих ступенек там не меньше тысячи. Иван встал и поскакал по лестнице навстречу. Мы оба полуприподняли руки в приветственном жесте. Потом он приблизился – настолько близко он, наверное, никогда еще не был. Мы молча пошли вниз. – Ты сидел почти на самом верху. – В смысле? – Ты сидел почти на самом верху. – Почти где? – Наверху. Лестницы. – А, наверху. Извини. Я скрывался. – Скрывался? – повторила я. – Нет, конечно, не от тебя! От соседа по комнате. Ему теперь всё про тебя интересно. Я показал ему некоторые твои письма, они ему очень понравились, и он хочет познакомиться. Но этого не хочу я и поэтому скрываюсь от него весь день. У меня появилось чувство, будто я проглотила крутое яйцо. Он показал своему соседу некоторые мои письма? Но как? Переслал по имэйлу или позволил читать через плечо? И теперь этот сосед разгуливает на свободе? Я оглянулась по сторонам. Увидела собор, собаку, дерево. Всё выглядело каким-то странно изолированным, словно все эти элементы пейзажа покупали по отдельности, выбирая по каталогу. – Не волнуйся, – сказал Иван, – кажется, я от него оторвался. Он почти наверняка уже дома. Мы покинули кампус и свернули в одну из боковых улиц к реке. Конкретно по этой улице я, кажется, еще ни разу не ходила и никогда прежде не видела кафе в подвале под магазином зеркал. Мы сели за столик с желтым зонтом в кирпичном дворике, впихнутом между зеркальной лавкой и железной оградой. Иван сидел лицом к улице, а я смотрела в витрину, полную зеркал. Мне никогда не приходилось бывать в настоящем кафе – в таком, которое в подвальчике и куда люди приходят пить эспрессообразные напитки. Я вновь и вновь перечитывала меню, словно билет к невыученному экзамену. – Что такое «Санка»? – строго спросил Иван. – Мне всё время любопытно. Где бы ты ни оказался, это – самый дешевый пункт в меню. А на слух – какое-то восточноевропейское слово. Как ты думаешь? – Растворимый кофе без кофеина, – ответила я. Он хлопнул глазами. – Извини, что ты сказала? – Марка растворимого кофе. Как «Нескафе», только без кофеина. – «Нескафе» без кофеина? Похоже, бесполезная фигня, – он медленно закивал. – Ага, ну да, теперь я понимаю, это – ни на что не годное дерьмо, и поэтому его называют по-восточноевропейски. Подошел официант. Почему мы здесь сидим? Зачем он нам что-то должен приносить? Я заказала кофе со льдом. А Иван – чай с мятой. Чай принесли в заварнике. – Итак, – произнес Иван, наливая чай через ситечко. – Ты готова? – К чему? – Я сделала глоток кофе со льдом. Вкус оказался не тем, что я ожидала. – К этому. – Нужно было готовиться? А ты готов? – Я никогда не готовлюсь. А вот мой сосед – это, ну, совсем другое дело, он такой – очень аналитик. Он спросил, какие слова я приготовил для тебя, а когда я ответил, что никаких, пришел в ужас. «О нет! Ты должен сказать ей что-то хорошее». Он дал мне стихи, чтобы я тебе прочел, представляешь? Наверняка написал их сам – страшное говно. Первая строчка заканчивается на I, «ай», «я», вторая – на sigh, «сай», «вздохнуть», а третья – на die, «дай», «сдохнуть». Я сказал ему: «Слушай, я не собираюсь подвергать Селин твоим стихам. Пусть их слушают твои друзья». Но он продолжал твердить, что эти стихи – не его! «Нет, нет, нет! Это не я написал. Их написал Йейтс». Представляешь, Йейтс! – А, Йейтс, – сказала я. – Но потом оказалось, что он не врет. Он показал книжку. Эти стихи и впрямь написал Йейтс! – расхохотался Иван. Я тоже расхохоталась, поскольку смех у него был заразительным. Йейтс? О чем он вообще? – Как тебе кофе? – спросил Иван. – Нормально, – ответила я. – Кажется, я не люблю кофе со льдом. – Хочешь еще что-нибудь? – Нет, спасибо. – А, или ты заказала его специально? Понимаю. Я делал то же самое во Франкфурте, когда сидел на мели. Всегда заказывал «Гиннес» – он дешевый, а я его ненавижу, и мог пить кружку целый час, но зато из бара никто не выставит. – Меня отсюда тоже никогда не выставят, – с грустью согласилась я. * * * – Раду, мой сосед, – сказал Иван. – Да? – Ему ужасно хочется, чтобы у него была девушка. – О? – Серьезная проблема. Он клеится даже к первокурсницам. – Да, серьезная, – сказала я, чувствуя некоторую обиду. – Он повсюду ходит за ними, шпионит. – А их это не достает? – Не знаю, – ответил он. – Может, им это кажется прикольным. – Может, – с сомнением в голосе произнесла я. – Раду – румын. Прошлым летом он работал в Вашингтоне и был влюблен, но она в Румынии. – Да? – Она в Румынии, а Раду слал ей каждый день по открытке. И в этих открытках он постепенно раскрывал свои чувства. Ему было очень важно, чтобы это происходило постепенно, он боялся ее спугнуть. – Ну и как, получилось? – Нет, – ответил он и рассмеялся, – она тогда жила в Берлине! Он слал ей открытки на бухарестский адрес, где, кроме бабушки, никого не было. Бабушка каждый день получала из Вашингтона открытки от Раду! – О нет! Неужели она не могла их пересылать? – Старушке восемьдесят лет! Не будет же она из-за Раду ежедневно ходить на почту? – Наверное, нет. – Разумеется, нет. Она дождалась, пока внучка в сентябре вернется, и вручила ей все открытки оптом, в пластиковом пакете, – похоже, его особо впечатлил пластиковый пакет, и – да, он сразу повторил эту подробность. – Девяносто открыток в пластиковом пакете! – Кошмар, – сказала я, хотя опять смеялась вместе с ним. – А что кошмарного? Девушка в итоге получила все свои открытки. Ведь бабушка могла их выбросить. Ему повезло. – Нет, не повезло! – ответила я. – Наверное, если она прочла их подряд, они стали казаться скучными, однообразными. Вот если читать по штуке в день, тогда другое дело. – Хм, – сказал Иван. – Ты в чем-то права. Прочесть девяносто открыток сразу или девяносто дней читать по одной – это разные вещи, – он откинулся на спинку и уставился в пространство, удовлетворенный, очевидно, выводом, к которому мы пришли. – И что в результате? – спросила я. |