Книга Все было не так, страница 42 – Коди Кеплингер

– Мам, – сказала я, – мы можем поговорить?

Она опустила тряпку, которой отмывала окно.

– Детка, что происходит?

– Давай поговорим в доме.

Через минуту мы сидели за столом друг напротив друга. Я сложила руки и, сосредоточившись на обкусанных ногтях, объяснила маме, что именно произошло в уборной три года назад. Попыталась опустить более неприятные подробности, понимая, что она расплачется, а я этим утром не была к такому готова.

На это понадобилось время, но мои отношения с мамой стали лучше, чем были в первые месяцы после стрельбы. Еще оставались трудные дни, когда меня переполнял иррациональный гнев в отношении произошедшего, а она казалась единственной целью, тем, кто не бросит меня, как бы я к ней ни относилась. Или когда ее внимание душило меня. Но за последние три года – спасибо терапии и времени – мы медленно научились справляться с этими моментами, выучили, какие кнопки не нажимать и когда отступить.

Но я все еще не знаю, когда перестану стыдиться того, как относилась к ней тогда.

– А потом я узнала, что родители Сары пишут книгу, – сказала я. – И я… Я не могла позволить, чтобы эта история разрослась еще больше. Не могла позволить, чтобы она снова разлетелась, когда это неправда. Она только ухудшит положение Келли Гейнор. И Саре бы это тоже не понравилось, а я… Я не подумала, как это отразится на тебе. Прости, мам.

– Ли, детка. – Она потянулась через стол и развела мои руки, чтобы взять их в свои. Когда я подняла голову, меня поразило то, что она не плакала. Ее глаза смотрели с нежностью, даже с грустью, но она не плакала. – Не надо передо мной извиняться.

– Но станет только хуже, – сказала я ей. – Ты помнишь, что случилось с Гейнорами. Их практически прогнали вилами из города.

– И с нами такое может случиться, – сказала она. – Но я не попрошу тебя молчать. Я тебя поддержу, что бы ты ни решила сделать. – Ее глаза потемнели, а рот изогнулся в гримасе. – И я сверну шею каждому, кто посмеет тебе угрожать. Ты сама как? Наверное, поэтому твой грузовик расцарапали ключом. Еще что-то произошло? Мне поговорить с полицией?

Я покачала головой.

– Нет. Только грузовик и яйца… и несколько картофельных шариков прилетели в затылок. Кроме того, ты и правда думаешь, что копы в этом городе что-то сделают? Половина из них посещают церковь вместе с родителями Сары.

Мама вздохнула, но не стала спорить. Детектив Дженнер был прав. Людям в этом городе, как и местным органам власти, нравилась история Сары. И они не станут меня защищать, если я попытаюсь ее у них отобрать. Они и семью Келли не защищали.

– Может, мне самой поговорить с Чедом и Рут, – предложила мама. – Они всегда были приятными разумными людьми.

– Я бы не стала, – сказала я ей. – Они очень расстроились, когда я попыталась сказать им правду. Не думаю, что они призвали людей сделать это… – Я показала на гостиную и окно. – Они не такие. Но мне кажется, нам надо оставить их в покое.

Мама сжала мои руки.

– Тогда что я могу сделать? Как-то тебе помочь?

– Кроме изобретения машины времени, чтобы вернуться назад и не позволить слухам разрастись? Не думаю.

– Если бы у меня была машина времени, я бы вообще предотвратила стрельбу, – сказала она, и в уголках глаз наконец появились слезы, которых я так боялась.

Я отняла руки, поднялась и направилась к шкафу, где мы хранили тарелки.

– Я должна пройти через это, – сказала я. – У меня уже есть несколько писем. Не знаю, что сделаю с ними, но как только соберу все… что-нибудь придумаю. – Я схватила коробку с фруктовыми колечками и насыпала их в миску. – Я смогу их распространить. Смогу показать людям, что Келли не врала.

Мама дождалась, когда я налью молоко в тарелку и снова сяду за стол, и спросила:

– А что насчет этого думает Келли?

– Я с ней пока не связалась, – призналась я. – Написала ей имейлы и сообщения.

– Значит, ты даже не знаешь, хочет ли она этого?

Я нахмурилась.

– А почему она не должна этого хотеть? – спросила я. – Она три года назад пыталась рассказать всем правду. Надо было тогда ей помочь, но я этого не сделала, а теперь делаю. Уверена, она будет рада.

– Но многое могло измениться за три года.

– Что ты имеешь в виду? – спросила я.

Мама открыла рот, закрыла его и покачала головой.

– Не знаю, – призналась она. – Как я уже сказала, я поддержу тебя во всем, что ты решишь сделать. Но убедись, что Келли не против. Если выставишь эти письма на всеобщее обозрение, она снова окажется на виду. И она может быть к этому не готова.

– Книга Макхейлов сделает то же самое, – отметила я. – Она в любом случае окажется на виду. Уверена, она больше нас хочет открыть всем правду.

– Возможно, ты права, – сказала мама. Встала и вытерла слезы. – Мне пора собираться на работу. Сегодня я заменяю Нэнси. Ничего, что ты останешься одна? После всего произошедшего?

Я закатила глаза.

– Ничего, мам. Пока никто не появится здесь с вилами. Может, через недельку-две.

Она похлопала меня по плечу.

– Хватит умничать. И не забудь принять лекарство.

– Не забуду, – сказала я. Она уже шла по коридору в сторону спальни, когда я снова ее позвала: – Мам?

– М?

– Спасибо.

– За что?

Я могла дать столько ответов. За многое была готова ее поблагодарить. За то, что она никогда не просила меня о благодарности.

За то, что не отговаривала меня от правды, даже если это усложнит ей жизнь. Что последние три года терпела меня, хотя я вымещала на ней весь свой гнев и раздражение. Что была моим союзником, компаньоном и защитником, даже когда я не хотела видеть ее рядом.

– За все.

Когда я думаю о Келли, в голове всплывают два воспоминания. Первое – ее пепельное лицо и широко распахнутые темные глаза, когда она повернулась в дверях уборной и велела нам с Сарой прятаться. Это слово стало ее первым словом, адресованным мне.

Прячьтесь.

Второе воспоминание воспроизводится, как короткий фильм. Это случилось несколько недель спустя, в местном продуктовом магазине. Я тогда впервые после стрельбы вышла из дома. Сказала маме, что хочу пойти в магазин вместе с ней. Не хотела оставаться дома одна. Но спустя пять минут в помещении я запаниковала. В магазине было совсем немного людей. Может, десяток человек с тележками. Но этого оказалось достаточно, чтобы каждый раз, как кто-то выходил из-за угла, мое сердце начинало колотиться. А когда кто-то в соседнем проходе с громким стуком уронил банку, я заплакала.