Книга Падение Элизабет Франкенштейн, страница 46 – Кирстен Уайт

Злиться было проще.

– Где Виктор?

– Как будто мне есть до него дело, – огрызнулся Эрнест, и на глаза у него навернулись слезы.

Будь я как Жюстина, я бы кинулась к нему. Я бы обняла его и утешила, как настоящая мать.

Будь я как Жюстина, я бы тоже была сейчас мертва?

Я тихонько вышла, оставив Эрнеста наедине с его горем. Я не способна была его утешить, потому что мое собственное горе следовало за мной по пятам, угрожая навалиться на меня со спины и задушить.

Виктора я нашла в его спальне. Он мерил комнату шагами и что-то бормотал себе под нос. Прежде чем заметить меня, он открыл, захлопнул и отшвырнул несколько книг. Он был взволнован, а вокруг покрасневших глаз залегли темные круги.

– Виктор? – позвала я.

Он обернулся, подскочив, словно ожидал нападения.

– Элизабет. – С глубоким вздохом он закрыл глаза и попытался сбросить с себя напряжение, которое до сих пор пронизывало все его тело. Он содрогнулся, встряхнул руки. Потом открыл глаза и взглянул на меня уже по-настоящему. – Сожалею.

Мы не разговаривали со дня казни Жюстины.

– Я знаю. – Я действительно это знала. Он один остался со мной и поверил в невиновность Жюстины, хотя едва ее знал. – Сходишь со мной сегодня на ее могилу?

Он вздрогнул.

– Могилы нет.

– Что?

– Я предложил им денег. Но ее признали убийцей. Ее отказались хоронить в освященной земле.

Мое сердце разбилось снова. Я понимала, что это могло значить для Жюстины. Всю свою жизнь она стремилась быть ближе к Богу. Она умерла ради этого.

– Что они сделали с телом?

– Сожгли. Они отказались выдать мне прах.

Я закрыла глаза и кивнула, мысленно добавляя новую несправедливость к морю ужасов, в котором я тонула.

– Я пытался размышлять, – сказал он. Провел пальцами по волосам. Его глаза то и дело возвращались к окну – он то ли выискивал что-то снаружи, то ли страстно желал там оказаться. – Но здесь, в доме, думать не получается. Я хочу отправиться в горы. На пару дней. Пожалуйста, не беспокойся обо мне. Надеюсь, в величии их объятий мне удастся обрести какую-то ясность.

Я хотела, чтобы он остался и утешил меня, но сама не знала, как меня можно утешить. Так что я кивнула и, шагнув в сторону, пропустила его. С собой он взял кожаную сумку.

От него не пахло чернилами и бумагой.

***

Позже в этот день я кружила вокруг поместья, с ненавистью поглядывая на него. Я привела сюда Жюстину, чтобы подарить ей дом. А он ее предал.

Я ее предала.

Под окном Виктора росли фиалки. Жюстина всегда любила фиалки. Я зашагала к ним, наступая на другие цветы. Сорвать ли их или просто полюбоваться, я еще не решила. Но на полпути я остановилась: кое-что привлекло мое внимание. Под окном Виктора я увидела следы. Я приложила к отпечатку свою обутую в ботинок ногу.

Нога, оставившая след, вдвое превосходила мою в размерах и была крупнее всех ног, какие мне доводилось видеть. Это не были следы ботинок или сапог, но и отпечатков пальцев я не видела. Я бы скорее решила, что здесь что-то упало на землю, но расположение следов четко указывало на то, что кто-то стоял под окном, заглядывая в него, совсем как я сейчас.

Это были отпечатки ног, но они были слишком велики. Огромны.

Чудовищны.

Я кинулась в дом. Судья Франкенштейн бродил по первому этажу. Рубашка его была не заправлена, а волосы на затылке топорщились во все стороны.

– Ты не видела мой пистолет? – спросил он. – Я хотел пойти пострелять, но никак не могу его найти.

Виктор. Сумка, с которой он ушел из дома.

Тревога сдавила меня мертвой хваткой. Чудовище в лесу мне не привиделось. Виктор тоже его видел. Он не сказал – не мог сказать! Но если чудовище было там…

Уильям.

Неудивительно, что Виктор был так уверен в невиновности Жюстины! Я ненавидела его за это и жалела. Я скрыла свои подозрения, чтобы не выдать его секретов. А ведь мои подозрения касались конкретного человека. Кто мог перед судьей и присяжными заявить, что ребенка убило чудовище? Разумеется, Виктор не мог сказать правду. Даже я, зная о его гениальности, сочла Виктора безумцем, когда увидела его записи. Я сожгла целое здание, чтобы мир его не осудил.

И если даже я испытывала вину, невозможно было представить, что, должно быть, чувствует он. Потому что если я была права, если чудовище существовало на самом деле, то я знала, как оно появилось на свет. Почему оно оказалось здесь. Почему из всех людей оно решило причинить боль нам.

Преследовало ли оно меня все это время? Я вспомнила, как что-то прокатилось по желобу, когда я подожгла дом. Вспомнила открытую дверь. Я едва не убила его; в этом я не сомневалась. Ах, если бы мне тогда это удалось!

Но как оно нашло пансион, я не…

Визитная карточка! Я указала на карточках адрес пансиона. Одна из них выпала на пороге лаборатории Виктора, а я слишком спешила, чтобы ее поднять. Возможно ли, что существо умело читать, при том, что так много людей оставались безграмотными? Если да, то я сама привела чудовище к себе.

А потом оно последовало за мной сюда.

Может, создал его Виктор, но это я привела его в наш дом. А теперь Виктор ушел в горы один. С пистолетом. Он пытался покончить с этим, пытался защитить нас. Но я видела чудовище. Виктору его не одолеть.

Я потеряю еще и Виктора. Этого я вынести не могла. Я схватила плащ – плащ Мэри, еще одно напоминание об Ингольштадте и трагедии, которую он обрушил на наши головы, – взяла с кухни самый острый нож и бросилась к дороге, ведущей от дома к горным тропам.

Я не колебалась ни секунды. Я знала, что могу ошибаться. Я молилась о том, чтобы я ошиблась. Надеялась, что я найду Виктора в горах одного. Что моя травма привела меня к нелепым и даже смехотворным выводам. Что я в своей жажде мести выдумала чудовище там, где действовал всего лишь неизвестный мне человек.

Неважно. Я не собиралась рисковать.

Чудовище – если оно действительно существует – никогда больше не отберет у меня тех, кого я люблю.

Несмотря на летнее солнце, было обжигающе холодно. Чем дальше мы углублялись в горы, тем ближе были ледниковые равнины. Огромные пласты льда раскинулись на целые мили – древние и такие плотные, что трещины в них светились насыщенным голубым. Местность была опасной, поверхность – скользкой, и неосторожные туристы легко могли расстаться здесь с жизнью. В детстве нам с Виктором запрещалось заходить так далеко.

Но мы больше не были детьми. Мне скоро должно было исполниться пятнадцать, Виктору и Анри – семнадцать. Жюстине, которая была с нами уже месяц, семнадцать исполнилось днем раньше. Хотя она старалась не делать из своего дня рождения событие, я не желала проводить всю неделю так, как мы делали это обычно. После переговоров с мадам Франкенштейн я получила разрешение устроить поход к ледникам на весь день.