Книга Разведчики, страница 25 – Вячеслав Шалыгин

Противник (в течение суток) активности живой силой не проявлял, обстреливал наши позиции редким артиллерийско-минометным огнем, чередующимся с короткими огневыми налетами, и огнем шестиствольных минометов. На отдельных участках отмечается производство окопных работ. Отмечено 28 самолето-пролетов авиации противника на разведку и бомбежку боевых порядков наших частей…

Войска армии (в течение суток) активных наступательных действий не вели…

Части 50-й гвардейской отдельной дивизии отбивали контратаки противника, поддержанные танками и самоходными орудиями 162-го гвардейского стрелкового полка. В результате боя противник был несколько потеснен с занимаемого рубежа…

В течение дня войска первого эшелона… занимали прежние рубежи, приводили себя в порядок, совершенствовали занимаемые позиции, вели разведку и наблюдение за противником и к исходу дня занимали прежнее положение…»

Возглавлявший оперативную группу Управления контрразведки Смерш штаба фронта майор Золкин выглядел монументально. Именно так. Хоть скульптуры для парка отдыха с него лепи. Под метр девяносто, косая сажень в плечах и безупречно правильные черты лица. Будь он белоглазым каменным изваянием, Филин признал бы, что это произведение настоящего мастера. Но Золкин оставался живым, поэтому имел-таки один существенный недостаток – как раз те самые глаза. Серые и холодные, как лед. Ну не глаза, понятно, а взгляд майора казался холодным, но сути дела эта поправка не меняла. Золкин сверлил собеседников взглядом, словно ледяным буром, и взгляд этот замораживал все, до чего доставал. Кому душу, кому мозги, а кому язык.

Алевтина после беседы с майором замкнулась, отловленный в поле Стасенко, наоборот, источал всякую ересь неиссякаемым потоком, а ефрейтор Покровский отвечал односложно даже на вопросы, которые требовали развернутого ответа. Не поддался гипнозу этого удава только Филин. Он мысленно направил ледяной бур в сторону сердца и представил, как инструмент плавится, воткнувшись в «пламенный мотор». Нехитрая фантазия здорово облегчила капитану жизнь.

«Вот удивилась бы Алевтина, узнав, какие психологические уловки я применяю. – Филин даже загордился собой. – Откуда что берется? После чудесного воскрешения сам себя не узнаю».

Какое-то время грозный Золкин еще пытался давить и «сверлить», но, сообразив, что метод не работает, резко сменил тактику. Взгляд у майора остался ледяным, но буравчик исчез. Теперь смотреть ему в глаза казалось не колко. Просто бессмысленно. Все равно что всматриваться в озерный лед, под которым стоит омут неведомой глубины.

– А я ведь тоже с разведки начинал. – Голос у Золкина чуточку потеплел. – Полковая, затем армейская. Только в сорок третьем меня перевели.

– Намекаете на перспективы? – Филин все-таки попытался взглядом проникнуть под лед в глазах у майора.

Попытка сорвалась. Темная вода под ледяной коркой оказалась непроницаема.

– Вопросы здесь я задаю, – ровным тоном напомнил Золкин. – Мне почти все понятно, капитан. Понятно, что поезд взорвали диверсанты, и сделали они это дистанционно, с приличного расстояния. Мои подчиненные нашли в уцелевшем вагоне радиоприемник, связанный с детонаторами. Система новая, а потому редкая. Вы могли ее и не распознать. Но почему вы не проверили вагоны на предмет минирования? Взрывчатку-то распознать вы способны, не так ли? Вы три года на фронте, опытный разведчик, неужели не предположили, что такой важный трофей может быть заминирован?

– Я прибыл только час назад. До меня этим составом целые сутки занимались другие товарищи.

– Кто занимался?

– Не могу знать.

– Подполковник Стасенко, начальник политотдела дивизии? Почему именно он, а не трофейная команда или зампотех? Стасенко имеет какое-то отношение к науке и технике? Какое у него образование?

– Товарищ майор, это не ко мне вопросы, а к командиру дивизии или начштаба. Я ведь просто разведчик.

– В рапорте сказано, что этот состав обнаружила ваша группа… еще тридцатого числа. – Майор открыл бумажную папку с замызганными тесемками. – Это так?

– Так точно, было дело.

– Вы уверены, что это тот самый состав?

– Уверен.

– Кто-то может подтвердить?

– Ефрейтор Покровский, вы ж его допросили.

– Я не допрашиваю, а беседую с вами… пока. Вы указали, что поезд охранялся большим отрядом эсэсовцев. Так? И куда делся этот отряд?

– Охранялся. – Филин кивнул. – Они теперь кусками валяются вдоль насыпи. «Катюши» дали им прикурить.

– А поезд остался после огневого налета целым и невредимым?

– Осколками посекло и закоптило, это я видел, но стоял на рельсах, факт. Может, гвардейцы так и задумывали, только живую силу уничтожить?

– Вы ведь понимаете, что ни о какой точности стрельбы в случае «катюш» речь не идет. Разброс огромный. И все равно ни одна реактивная мина не попала в состав, все легли вокруг. Считаете, это случайно?

Филин отлично понимал, зачем Золкин плетет логические кружева. Майору требовалось не получить ответ и даже не спровоцировать Никиту, а запутать его, закрутить ему извилины, лишить способности мыслить критически.

– А вы считаете, огневого налета не было и все трупы рядом с поездом – результат какой-то другой операции?

– Вы уверены, что там есть трупы?

– Проверьте.

– Лес по обе стороны от насыпи горит, проверить невозможно. Что было в вагонах? Во время задания вы видели кого-то или что-то, кроме охраны?

– Видели немцев в камуфляже. Неподалеку от поезда, в лесу. Потом их же видели во второй линии атакующих частей противника.

– Частей, которые прорвались на вашем участке? – уточнил Золкин, и на губах у него заиграла нехорошая ухмылка. – Кто вызвал огонь на себя?

– У кого были такие полномочия, наверное. – Филин пожал плечами. – И рация.

– Вы уверены, что это вообще случилось?

– Иначе нас не накрыли бы. – Филин вдруг понял, что в чем-то Золкин прав.

Капитан припомнил свои размышления о том, как быстро сориентировались гвардейцы и как метко ударили действительно далеко не самые точные залповые реактивные системы. В спешке так не наведешь… наверное.

«Золкин копает под гвардейские дивизионы? Ерунда. В дивизионы «катюш» самые проверенные отбираются. Какая-то здесь другая хитрость имеется. Или вообще ничего не имеется и Золкин идет по ложному следу. Точнее сказать, сам его выдумывает, этот след».

– Вы сказали, что во второй линии наступали те самые немцы в камуфляже. Почему вы решили, что это они?

– У них на кепках были приметные нашивки. Белый цветок на зеленом фоне. Насколько понимаю, это знак егерей, горных стрелков.

– «Эдельвейс»? – Золкин на миг призадумался. – Интересно. Что делают горные стрелки в этой местности?