Книга Котобар «Депрессняк» , страница 52 – Стелла Грей

– Папа, – тихонечко обратилась я. – А можно мы с Бенедиктом вначале поговорим наедине?

– Успеете еще, – осадил он. – Тем более я еще не решил, достоин ли он вообще с тобой разговаривать. Так что вначале ужин. Тем более у матери уже пельмени наверняка остыли.

Следующие десять минут показались мне зарисовкой из комедийного фильма про русских. Потому что Беню усадили за стол, налили два половника пельменей с юшкой и добротно сдобрили блюдо сметаной с зеленью. Вдобавок на столе появились соленые огурцы, наспех нарезанный салат из овощей и графин с водкой.

Для полного комплекта не хватало матрешки и медведя с балалайкой.

Пельмени англичанин пробовал с опаской, словно действительно боялся обнаружить там отраву или минимум яд «Новичок».

– Оу, а это вкусно! – неожиданно даже для самого себя признался он. – Первый раз ем вареные пирожки с мясом.

Мать радостно расплылась в улыбке и принялась предлагать добавку. Она была слаба на комплименты по поводу своей стряпни:

– И вот еще, огурчики пробуйте, – после того, как Бенедикт словно полярник с голодного севера съел две тарелки, предложила мать.

– Только в качестве закуски, – остановил ее отец, и налил из графина две рюмки. Себе и Осборну.

В этот момент мне захотелось сползти под стол, потому что становилось страшно, что подумает о моей семье Бенедикт и одновременно, что решат мои родители о нем. Хотелось остановить все это безобразие, но вместо этого я словно в замедленной съемке пронаблюдала, как отец заставил английского аристократа до дна выпить водку. Сам же папа поступил хитрее, едва пригубил напиток.

В этот момент мне стал ясен его страшный план: вначале кошачьего Дарта Вейдера напоят, а потом устроят капитальный допрос с пристрастиями.

Промахнулся отец только в одном. Не рассчитал, что Беня и телосложением крупнее, и возрастом моложе. Поэтому через полчаса и папа, и незадачливый ухажер были примерно в одной кондиции.

– Извиняться приехал? – напирал отец.

– Приехал, – кивал менеджер по котам.

– Тогда пей, – звон рюмок. – Виноват перед моей дочерью?

– Виноват, – подтверждал англичанин.

– Тогда пей.

Примерно на этом моменте мама поняла, что «серьезному» разговору мужчин лучше не мешать, и тактично вывела меня из кухни, так что только в спину донеслось:

– Любишь мою дочь?

– Лю-ик-блю.

– Тогда пей!

У меня же сердце в груди где-то биться перестало. Серьезно? Это сейчас произнес английский ледышка? Или доза алкоголя в его крови?

– Пошли, доча! – поторопила мама, когда я зависла в коридоре между кухней и гостиной. – Утром поговорите.

– Что значит утром? – не поняла я.

– То и значит. Куда ж его в таком состоянии на улицу отпускать? Папа переборщил конечно, но что поделать. Придётся на диване твоему ухажеру стелить!

Я нервно сглотнула. Как-то непривычна была даже сама мысль, что потомственный английский аристократ будет спать на стареньком продавленном диване в крошечной квартире у русских мигрантов.

И тем не менее, как бы не отказывалась воспринимать эту картину моя психика, но уже через полчаса я смотрела на посапывающего Бенедикта, которого совершенно на автомате довели из кухни до дивана, а после он просто рухнул носом в подушки.

– Хороший парень. Стойкий – резюмировал отец, все еще бодрствуя, но едва держась на ногах. – Родители у него дурные, а сам ничего такой.

– Что ты узнал? – напряглась я.

Отец махнул рукой и пошел в спальню к матери.

– Завтра сама спросишь у своего работодателя.

Я же осталась в растерянных чувствах.

Вот как так?

С одной стороны, я до сих пор ничего не понимала.

Что такого рассказал Бенедикт отцу, если тот почти его простил и даже одобрил? Вряд ли про деньги, которыми ледышка буквально засыпал мне лицевой счет.

Да и я сама про них родителям ничего не сказала. Побоялась. Думала, когда все уляжется, тогда и сообщу. Чтобы за давностью событий, они не так сильно впечатлились поступку своей дочери – сыграть девушку аристократа за сумму с несколькими нулями в конце.

Но кто ж знал, что сам аристократ потом явиться на порог, да еще и с букетом?

С этими мыслями я отправилась в свою комнату, где промучилась от бессонницы половину ночи, а утром встала ни свет, ни заря, и больше не в силах уснуть пошла будить Бенедикта.

Мне нужны были ответы, и никакая жалость по поводу его похмельного состояния не могла меня остановить. Тем более, что как гуманный человек я сразу приготовила для незадачливого алкоголика стакан воды и таблетку.

Трясти за плечо мужчину пришлось долго.

Очень долго, а после прибегнуть к абсолютно бесчеловечным методам и капнуть Бене на лицо холодной водой. Эффект не заставил себя долго ждать.

Англичанин распахнул глаза, дернулся с дивана и тут же со стоном рухнул обратно.

– Доброе утро, – проворковала я с плохо скрываемым ехидством. – Как спалось?

– Зер гуд, – почему-то на немецком ответил он и сжал собственные виски, добавляя уже на родном языке: – Oh my god! Russian vodka.

Пришлось подсовывать ему лекарство и ждать пока умирающий соизволит прекратить страдать. На это ушло еще минут пятнадцать, на протяжении которых Беня глухо постанывал в подушку, а я сверлила его взглядом, изредка разбавляя едкими замечаниями:

– Плохо? Так тебе и надо… Вот за все хорошее… Жалко Сноу нет. Я уверена, твоя кошка меня бы поняла… Кстати, как Нибелунг поживает? Пушистый? Оправдал ожидания?

– Не знаю, – отмер Беня. – Я его Джону отдал.

Я ошарашенно вскинула брови. Это сейчас он нагло врет? Или алкоголем разум помутило.

– Не веришь, можешь ему позвонить и спросить. Я понял, что не нужен мне этот котенок.

– Даже так?! И с чего такие перемены? – поинтересовалась я, скрещивая руки на груди, при этом сама покосилась на часы.

Семь утра. Соблазн позвонить Джону конечно был, но он разбивался об одну существенную деталь – номера Роу у меня не было. Да и новый телефон, после того как я разбила старый, так и не купила. Сегодня вот собиралась – пока Беня на пороге не появился.

Кошачий Дар Вейдер сел на диван, взъерошил пальцами свои блондинистые волосы, и заговорил:

– Я хотел тебе все рассказать еще вчера, но не получилось. И мне очень стыдно, что я напился, так ничего не сказав. Мне вообще за многое стыдно. За то, что молчал на приеме у родителей, позволил им наговорить тебе гадостей. За то, что вообще допустил эту ситуацию. Мне не стоило спорить с Джоном – это было гнусно с нашей стороны.