Книга Седьмая линия. Дорогая находка, страница 23 – Анастасия Валеева

— А почему это я вам должна что-то доказывать? — возмущенно воскликнула Татьяна. — Ищите виноватого, он пусть вам и доказывает. А от нас с Леней отстаньте. Говорю вам, дома он был, и все тут. А доказательство у меня одно, — Бакулина выразительно погладила свой синяк.

— Тяжелый случай, — саркастично проговорила Милославская и отвернулась.

— Выход у нас, видно, только один, — пробасил Руденко и зазвенел ключами от своей «шестерки».

— А везите куда хотите, — закатив глаза, протянула Бакулина, — плевать я хотела. Невиноватые мы и все тут, — Татьяна вытянула руки вперед, выражая готовность снова испытать на себе прелесть ношения наручников.

— И повезем, — твердо пообещал Три Семерки, — организуем допрос серьезный, экспертизу вашей болячечки и увидим, кто прав, кто виноват.

— Ради бога, — совершенно спокойно ответила хозяйка, закатив глаза под самые брови.

— Ну чего ты руки-то свои вытянула?! — закричал вдруг Семен Семеныч. — Нужны они мне больно! А то я с тобой так не справлюсь!

Татьяна, будучи на голову выше Руденко, презрительно обвела взглядом его фигуру и во весь голос рассмеялась.

— Иди! — сердито прикрикнул на обидчицу Три Семерки.

— Прям так? — продолжая смеяться, спросила она, разведя руками.

— Прям так! — передразнил Семен Семеныч. — Не на бал наверное…

Бакулина пригладила волосы и уже серьезно сказала:

— Дайте хоть дом закрыть.

Она плавной походкой зашагала к крыльцу, по-детски, но тяжело подпрыгивая, преодолела три его ступеньки, встала на цыпочки, достала откуда-то сверху замок и всунула его в кривую железную петлю. Замок щелкнул.

— Готово, — обернувшись, заявила она и скинула стоптанные старые тапки, тут же юркнув ногами в стоящие тут же плетеные босоножки на высоком каблуке.

Спускаясь по ступенькам, сняла с себя передник и бросила его на ветку низенькой сирени, растущей прямо под забором. Потом она задиристо глянула на Руденко с Милославской, словно говоря: «Вот она я какая!»

Семен Семеныч поднял свою фуражку, деловито кашлянул, провел рукой по усам и, пропустив хозяйку вперед, зашагал прочь со двора. Яна пошла позади них. Татьяну усадили на переднее сиденье автомобиля, а Милославская разместилась на заднем. Так приятелям проще было контролировать ситуацию. «Мало ли чего еще выкинет эта сумасшедшая», — подумали они оба.

Однако сразу пределы злополучной деревни друзья не покинули. По настоянию Милославской они сделали по ее окрестностям еще несколько кругов. Как-никак приехали сюда оба не за Татьяной, а за ее сожителем. Его и попытались они поискать напоследок.

Бакулина ершилась и сотрудничать отказывалась, поэтому приходилось о Лене расспрашивать у редких прохожих, которые по большей части не слушали вопроса, а во все глаза глазели на Татьяну, неизвестно куда отправившуюся с незнакомым милиционером на машине. Наверное, главным предметом их размышлений на оставшуюся часть дня теперь была мысль о том, чего такого ужасного с Танькой натворил Ермаков, раз она его с милицией разыскивает.

Люди делали свои предположения насчет местонаходения Лени, но ни одно из них, к несчастью ищущих, не оправдывалось. Даже в доме покойной матери (куда зашел по просьбе гадалки Семен Семеныч) его не оказалось. Когда Яна и Руденко почти совсем отчаялись, Татьяна сказала, что Ермаков иногда на дачи шабашить ходит: за бутылку помогает в чем-нибудь дачникам. Пошел он туда на этот раз или нет, она точно не знала, да и искать его в огромном дачном поселке было равнозначно поиску иголки в стоге сена.

Так, не найдя Ермакова в деревне и отказавшись от попытки искать его за ее пределами, приятели отправились в город. Татьяна, как только село осталось позади, затянула «Шумел камыш…», и друзьям ничего, кроме как слушать ее, не оставалось, тем более, что слушать Бакулину, вопреки возмущению, произведенному ее поведением, было довольно приятно. Ей было даровано ласкающее слух сопрано, и вместе с с особой чувствительностью, которая отчетливо прослеживалась в ее пении, оно составляло прекрасный дуэт.

Познакомив Руденко и Милославскую со своим излюбленным репертуаром, Татьяна бойко произнесла:

— Кажется, до города недалеко уже?

— Почти приехали, — немного смягчившись после «музыкального сеанса», ответил Семен Семеныч.

Он закурил, а Татьяна, замахав рукой и сморщившись, заметила:

— Не уважаете вы женщин, товарищ капитан.

Три Семерки глянул на нее вопросительно.

— Нехорошо курить в дамском обществе, — пояснила Бакулина и обернулась на гадалку.

Та опустила глаза, ничего не ответив, а Руденко усмехнулся и сказал:

— А твой не курит, что ли?

— Мой? Курит, почему же. Только на улице. Попробовал бы он у меня, — Таня угрожающе потрясла кулаком, а потом расплылась в улыбке и задумалась.

«Вот дура!» — подумала гадалка, видя, с каким чувством думает «арестантка» о своем горе-сожителе.

Все замолчали. Милославская стала смотреть в окно, невольно наблюдая поначалу за постепенной сменой загородного пейзажа на пейзаж городской, а потом начав размышлять о ходе расследования.

Неприятно удивленная поведением Татьяны, встретившей гостей таким всплеском эмоций, она практически была уверена, что та что-то знает, но грудью ляжет, чтобы покрыть «проделки» хоть и захудалого, но все-таки любовника, мужчины.

Удивляло одно: почему Бакулина так охотно согласилась на допрос и экспертизу и до сих пор (автомобиль пересек уже не первый городской перекресток) ведет себя абсолютно спокойно. «Сильная, похоже, не только „снаружи“, но и „внутри“», подумала Яна, решив все же не отступать от своих подозрений.

Милославская подумала о следе, оставленном разбушевавшимся Ермаковым на теле возлюбленной и попыталась как-то соотнести увиденное со своим жизненным опытом: она вспоминала, как выглядели ее синяки и ссадины спустя такое же после случайного ушиба или нечаянного падения время. «Нет, тут нужен специалист», — подумала она в итоге, не сумев прийти ни к какому выводу.

Следом Яной вдруг овладела мысль о том, что Леня пустился в бега, и это гадалку очень испугало. Она стала винить себя в том, что не подумала об этом раньше, и чуть было не заставила Руденко остановить машину. Но ведь Милославская не знала, куда ехать в поисках исчезнувшего подозреваемого, да и такой его ход несколькими минутами позже ей показался навряд ли возможным: не мог он так глупо выдать себя, когда никто еще ему и не заявлял о подозрениях в отношении его персоны.

— Приехали, — заявил наконец Руденко, заглушив двигатель.

Он припарковал автомобиль прямо у входа в отдел и теперь с деланным гостеприимством, вытянув вперед расправленную ладонь, указывал Бакулиной на вход.

— Прошу, — повторил Три Семерки, видя, что она продолжает сидеть на месте и смотрит на него, глуповато улыбаясь.