Книга Я тебя породил… , страница 22 – Анастасия Валеева

Собака поджала хвост и забилась в угол. Яна поймала себя на мысли, что сама виновата в этом хулиганском проступке любимицы: последние пару дней она не выгуливала ее как полагается, не давала ей возможности порезвиться так, как требовала ее природа. Ведь и человек бы, подержи его взаперти да в одиночестве, готов был бы не то что тапки драть, но и собственные локти покусывать.

— Ну, — не меняя строгого тона, произнесла гадалка, — что же ты? Давай сюда второй башмак.

Джемма с завидной готовностью соскочила с места и юркнула под кресло, пространство под которым для нее было явно маловато. Она зажала тапку в зубах и неуклюже выбралась назад. Затем, понурив голову, подошла к хозяйке и осторожно опустила башмак у ее ног.

— Вот так-то! — выразительно заметила Милославская, потрепав любимицу по холке.

Она нырнула ногами в тапки и, потягиваясь, побрела по коридору. Взгляд ее упал на «собачий туалет», от которого, вопреки увещеваниям рекламодателей, несло так, то хоть нос зажимай, и еще раз дала себе обещание немного погодя выгулять Джемму как следует.

Она наскоро приняла душ, практически мгновенно уничтожила дымящийся завораживающим ароматом омлет, привела себя в порядок и была готова к ожидаемой собакой прогулке. Однако в тот самый момент, когда она переступила порог дома, в комнате зазвонил телефон. Возвращаться не хотелось, но любопытство было сильнее лени. Не разуваясь, Милославская торопливым шагом бросилась назад и вскоре трубка была у нее в руках.

— Наконец-то! — обрушился на нее знакомого тона возглас. — Где тебя черти носят, Яна Борисовна?!

Руденко не менял своего репертуара, и Милославская легко его разузнала.

— Не буянь, Семен Семеныч, — ласково протянула она. — Я жива и здорова. Намереваюсь прогуляться с Джеммой.

— Я тебе устал названивать!

— Сема, ты же знаешь, меня съедает работа. Некогда сложа руки дома-то сидеть…

— Рабо-ота! — передразнил Три Семерки. — Какое громкое название ты придумала своим колдовским примочкам!

— Ну, с твоим ремеслом, конечно, ничто не сравнится, — с иронией произнесла Милославская.

— Ладно, — серьезнее заговорил Руденко. — Ты то дело-то все ведешь? Аль в тебе уже разочаровались?

— Нет, к вашему глубочайшему сожалению, не разочаровались. То дело я по-прежнему продолжаю расследовать.

— Тогда у нас для вас новостя-а, — хитро протянул Три Семерки.

— Да что ты, Сема?! — искренне обрадовавшись, воскликнула гадалка. — Что там у тебя, выкладывай!

— Просмотрел я последнюю сводку о покойничках, — намеренно медля, начал Руденко, любящий испытывать терпение своей подруги, — а там… там небезызвестная тебе фамилия. Фамилия мисс Незнамовой.

Милославскую словно огнем обожгло, и она на мгновение даже дар речи потеряла. А как же видение? А как же побег? Однако не успела она и слова молвить, как Руденко, с искренней скорбью в голосе заявил:

— Обгорела бедняжка. Что с ней делали, не знаю. Только труп обгоревший конкретно. Документ при ней на имя Галины Незнамовой. Так-то. Такая вот новость.

— Фу-у-у, — облегченно протянула Милославская, облокотившись о стену. — Твоя новость, Семен Семеныч, стара как мир. К счастью.

— Так чего же ты… чего же ты там расследуешь-то тогда? — изумленно, огорчившись своим опозданием, воскликнул Три Семерки.

Яна торопливо изложила ему все с самого начала, от того момента, когда она самолично имела несчастье лицезреть обезображенный огнем труп, до того, когда сознание Незнамова озарилось счастливой мыслью, поставившей все на свои места.

— Не она это, понимаешь, не она! — счастливая, восклицала Милославская.

— А как же документ? Откуда он? — изумленно вопрошал Руденко.

— Это вопрос вопросов, — ответила ему Яна, — но главное, что девочка жива.

— Знаешь ли, дорогая, — задумчиво протянул Три Семерки, — а ведь теперь делом несомненно займется милиция. Дело ж ясное, что дело темное.

— Темное, темное, Семен Семеныч, — утвердительно затараторила гадалка.

— Но он, клиент-то твой, органам сообщил, что смерть его дочери — ошибка?

— Сообщил.

— Чувствую, вскоре мы с тобой станем настоящими единомышленниками, — задумчиво протянул Три Семерки.

— Что? — не понимая его, переспросила Яна.

— Труп найден на нашей территории, поэтому гриву нам за него намылят, это раз. Мы с тобой будем движимы одним стремлением докопаться до истины, это два.

— А-а-а, — начиная понимать, протянула гадалка. — Это очень даже хорошо, Сема! — наконец радостно воскликнула она.

— Что хорошо? То, что гриву намылят? — не без раздражения спросил Руденко.

— Да нет, хорошо последнее, Семен Семеныч, — поспешила успокоить его Милославская. — Хотя и гриву тебе намылить иногда не повредит, — добавила она тише.

— Тебе б все шуточки шутить! — вздохнув, произнес Руденко.

— В жизни нельзя без этого, — парировала гадалка.

— Ну ладно. Все на этом. Некогда мне разговоры разговаривать. Вечером, может, загляну, потолкуем.

— Без портвейна только, пожалуйста, — предупреждающе заметила Милославская, отлично зная привычки своего приятеля.

— Ну как это? — возмущенно протянул тот в ответ, но Яна ничего не ответила и положила трубку.

Она мало верила, что Три Семерки прислушается к ее просьбе, однако, как говорится, надежда умирает последней, поэтому Яна не упускала случая напомнить другу, как отвратителен ей вид пьяного мужчины.

Конечно, даже если б он ее и ослушался, она была бы не прочь провести вечер в его обществе, потому что за время их недолгой разлуки в ее душе столько всего накопилось, что возникла острая необходимость поделиться всем этим с кем-то.

Джемма стояла у крыльца и нетерпеливо повиливала хвостом. Как только ее хозяйка перешагнула порог, она с радостным лаем бросилась к калитке.

— Постой, постой, — умиляясь поведению любимицы, протянула гадалка.

Она подошла к собаке и пристегнула к ее ошейнику поводок. Затем заботливо одела Джемме намордник. Та все это время невольно поскуливала.

— Ничего, ничего, — успокаивала ее Яна, — ты, кажется, гулять хотела.

Она редко прибегала к таким крайним мерам: Джемма была собакой умной и на прогулке никогда не беспокоила прохожих. Единственным поводом для ее агрессии могла быть только угроза Яниной жизни и безопасности. Уж тут-то Джемма была готова показать себя во всей красе. К счастью, она никогда не воспринимала всерьез ложную угрозу и спокойно относилась к тому, если к Милославской подходил поговорить кто-нибудь из соседей. Собака оставалась спокойной, хотя ни малейшего движения этого человека, даже мимического, не упускала из виду.