Книга Вот это сноб! , страница 55 – Пенелопа Уорд, Ви Киланд

– Бедняжка Женевьева заплатила за свою ошибку. Овдовела в таком молодом возрасте. Мы все вели себя глупо, когда были молоды. Она не заслужила такого наказания.

– Что ж, приятно видеть, что он здесь ради малышки.

– Интересно, соединятся они ради дочери или нет? У них получаются красивые дети.

– Это будет счастливый конец трагической истории, правда?

«Счастливый конец у него возможен только со мной, сучка».

Несколько минут спустя я полностью погрузилась в обдумывание того, что говорили эти женщины, и не заметила, как Грэм скользнул мне за спину и запечатлел поцелуй у меня на шее. А сплетницы обратили на это внимание. Глаза практически вылезли у них из орбит.

Их вариант «и жили они долго и счастливо» разбился вдребезги, когда Грэм публично продемонстрировал нежность к той, кого они приняли за обслуживающий персонал.

Я не смогла удержаться, повернулась к ним и улыбнулась.

– Поворот сюжета.

Грэм явно ничего не понял, но ни о чем меня не спросил.

Он вгляделся в мое лицо.

– Как ты? Держишься?

Я навесила на лицо самую счастливую улыбку.

– Все хорошо.

– Хлоя хочет открыть подарки, поэтому я сейчас иду к машине, чтобы их забрать.

– Я тебе помогу.

Мы с Грэмом трижды ходили к машине и обратно, чтобы перенести все подарки. Когда мы с этим закончили, Женевьева как раз ставила на стол огромный торт в форме пышного платья.

Она пригласила профессионального фотографа. Когда настало время Хлое задувать свечи, Женевьева махнула рукой Грэму, чтобы он подошел и встал рядом для фото.

Фотограф заставил Женевьеву и Грэма позировать для нескольких фото с Хлоей. От этой картины у меня заурчало в животе, потому что мой мозг продолжал проигрывать то, что сказали эти женщины. И дело было не в том, что я не хотела, чтобы Грэм фотографировался рядом с Хлоей. Я нервничала из-за того, что он стоял так близко к Женевьеве. Вероятно, фотограф решил, что они женаты. Эти двое были вместе, и это заставило меня подумать о том, как развивались бы события, если бы меня не было в жизни Грэма. Сцена была словно взгляд в хрустальный шар, отражающий то, что могло бы быть. Задумался бы Грэм о том, чтобы вернуться к Женевьеве, если бы не был знаком со мной? Он говорил мне, что нет, но все могло бы быть иначе, если бы я не появилась в его жизни. Я вполне могла быть тем звеном, которое мешало соединиться родителям этой маленькой девочки. Мне вспомнилось собственное детство.

«Неужели я Тереза для Хлои?»

Мои мысли вернулись к Грэму. Он шел ко мне с двумя фарфоровыми тарелками с кусками торта. Судя по всему, этот детский праздник был слишком роскошным для бумажных тарелок.

– Шоколадный торт. – Он подмигнул мне. – Твой любимый.

Мне не хватило духа сказать ему, почему у меня вдруг пропал аппетит. Даже шоколад не смог бы успокоить мою тревогу, появившуюся от осознания того факта, что я потенциальная разрушительница семьи. Поэтому я заставила себя съесть торт, пока мы стояли рядом и смотрели, как Хлоя начала открывать подарки.

На это ушел час, после которого остались кучи упаковочной бумаги, и мне очень захотелось в туалет. Я не пила ничего, кроме воды и кофе без кофеина, так как об алкоголе речь идти не могла. Грэм собирал некоторые из игрушек Хлои и не заметил, как я ускользнула.

Из окна ванной комнаты на втором этаже мне было очень хорошо видно то место, где Грэм показывал дочке, как пользоваться ходулей «поуго» ⁷. Меня мучили противоречивые чувства, и у меня защемило сердце, когда я взглянула на нежное личико Хлои, в котором было столько сходства с лицом Грэма. Неужели я помеха тому, чтобы эта девочка оказалась в идеальной сказке и жила под одной крышей с обоими родителями?

Потом я перевела взгляд на него. Мужчина, которого я люблю, но который, вероятно, даже не уверен в том, что я его люблю. Я не сомневалась: если бы я захотела иметь детей, то их отцом мог быть только он.

Я отвела глаза от окна и села на унитаз. Глянув вниз на нижнее белье, я сразу все заметила. Ярко-красное пятно. У меня начались месячные. Сердце у меня упало.

Я ожидала, что испытаю облегчение, но все оказалось с точностью до наоборот. Я испытала острое разочарование. И это открыло мне правду, которую я до конца не осознавала до этой минуты: часть меня хотела ребенка от Грэма, даже если я не была полностью к этому готова. Потому что я любила его. Не было никакого облегчения, эта кровь символизировала потерю того, чего я на самом деле хотела, но не подозревала об этом.

К счастью, мое платье было темного цвета, и я на всякий случай положила в сумочку запасные трусики и тампон. Я вышла из ванной комнаты с чуть меньшей надеждой, чем входила в нее, понимая, что вечером мне предстоит еще сообщить новость Грэму.

В коридоре я остановилась перед свадебной фотографией Лиама и Женевьевы. Я заглянула в глаза Лиама на фото и процедила ему сквозь зубы: «Парень, ты точно оставил после себя бардак. Надеюсь, ты сейчас в лучшем мире».

Если до этого я думала, что это мой плохой день, то мне стало абсолютно ясно, что худшее еще впереди, когда я увидела, кто ждет меня у подножия лестницы.

– Женевьева.

– Могу я перемолвиться с тобой парой слов, Со-райя? – Не дав мне шанса ответить, она знаком предложила мне следовать за ней и направилась к высоким стеклянным дверям.

Я была взволнована осознанием того, что у меня не будет ребенка от Грэма, и эта женщина была последним человеком, с которым мне хотелось беседовать в эту минуту. И все же я последовала за ней, словно щенок. Она закрыла за нами дверь.

– Садись. – Она указала на коричневый кожаный диван. В отличие от всего остального дома, воздушного и яркого, эта комната была темной и мужской. Встроенные книжные полки закрывали стены, и одну сторону комнаты занимал массивный письменный стол из дерева вишни. Женевьева прошла за стол и открыла шкафчик. Достав резной хрустальный графин и два стакана, она налила в них янтарную жидкость и протянула один стакан мне.

– Нет, спасибо.

– Бери. Это может тебе потребоваться. – В ее напряженной улыбке было больше яда, чем меда.

«Черт с ним. Все равно больше нет причины воздерживаться». Я взяла стакан и одним глотком опрокинула в себя половину. Обжигающая жидкость проложила себе путь в мой желудок.

– Я подумала, что нам с тобой пора поговорить как женщина с женщиной.

– И раз уж ты увела меня в комнату, я полагаю, что этот разговор не предназначен для ушей Грэма.

– Верно. Некоторые вопросы лучше решать женщинам.

– Что ж, выкладывай всю ту хрень, которая у тебя на душе, Женевьева, чтобы мы могли двигаться дальше. – Я откинулась на спинку дивана.