Онлайн книга «Право последней ночи»
Подумав о том, что бы он хотел сотворить сейчас, Ванька почувствовал в штанах некое шевеление. Налив еще водки, он торопливо выпил, но даже закусывать не стал. Погладив автомат по цевью, Ванька вкрадчиво произнес: — Тут, сладенькая, все от меня зависит: отыщут вас ваши дружбаны или меня найдут. А может, вообще никого. Еще от меня зависит, в каком состоянии вас найдут. Поняла? Ольга не ответила, смотря на него немигающим взором, от которого в штанах не просто шевелилось — пульсировало и бухало набатом, но этот манящий взгляд одновременно и пугал. Ваньке до смерти хотелось, чтобы она, как в американских фильмах, сама поползла к нему навстречу и начала споро орудовать руками в районе ширинки, облизывая губы и постреливая снизу вверх блудливыми глазами. Но в этом фильме героиня оказалась на удивление бестолковой. Сидя в своем углу, она даже не думала ничего предпринимать, словно не догадывалась, от кого сейчас зависит спасение ее жизни и жизни придурка-мужа, посаженного под замок, только глазами хлопала. Тьфу, дура! Ванька поднялся и сладко потянулся, расправляя плечи. Он подумал, что надо бы Ольге немного помочь определиться с выбором, и оттого многозначительно положил ладонь на выпирающий бугорок под ширинкой. — Ну, так что скажешь? — глумливо осведомился он. — Что я должна сказать? — Сказать? Ничего. — Чего ты от меня хочешь? — А ты подумай. Я вообще-то в армии служил, баб давно не видел и уж тем более не щупал. Хочешь отсюда выбраться живой? Хочешь, а? Ольга скупо кивнула, не сводя взгляд с его штанов. — А мужика своего хочешь живым увидеть? Тот же кивок, но теперь ее глаза вдруг сощурились и посмотрели ему в лицо, словно сквозь прицел, и не проглядывалось в них никакой киношной страсти, лишь презрение, страх и ненависть. Но Ваньке, подогретому водкой, было уже все равно. — А раз хочешь, то должна постараться это заслужить. Будешь послушной девочкой? — спросил он, старательно копируя слова какого-то злодея из зарубежного триллера. Пауза была осязаемой. От нее даже воздух застыл и высох, как в пустыне. Ванька ждал, что сейчас она наконец-то скажет то, что обычно говорят в таких случаях, и даже ухмыльнулся самодовольно. Но слов покорности не услышал. Вместо этого Ольга спросила будничным и совершенно не романтичным тоном: — Как тебя зовут? От неожиданности он икнул, а потом неуверенно ответил: — Ваня. Иван то есть. Она вдруг сжалась, словно от удара, словно он пригрозил ей расстрелом, и в мрачных темных глазищах мелькнула мука, чего Ванька понять не мог. — Нашего сына тоже звали Иваном, — сказала Ольга. — Когда-то у нас была нормальная, счастливая семья. А потом наш сын умер. Ванька сглотнул. — Как это — умер? — недоверчиво спросил он. — Утонул, — ответила Ольга, и в ее глазах блеснули слезы. — Давно уже. Три года прошло, сейчас бы в школу ходил, катался на лыжах, лепил снеговиков и… всякое такое, что делают дети зимой. Санки, горки, коньки… Все, что угодно. Я бы все ему разрешала, честное слово. А вместо этого мы уже третью зиму подряд ездим к нему на кладбище. Ванька задышал ртом, словно ему вдруг ударили под дых. Эта неожиданная исповедь была совершенно не к месту и моментально сбила его с толку. Он открыл рот, чтобы пролепетать какую-нибудь глупость, вроде «очень жаль», но ему хватило ума промолчать, потому что нельзя высказать пусть даже дежурное сочувствие, а потом потащить женщину в постель, особенно если она его не хочет. А она не хотела, и это было понятно. Ванька моментально взбесился, но сказать не успел ничего. Ольга, похоже, не собиралась замолкать, выбрав его в собеседники. В ее хрипловатом грудном голосе слышалась тоска, смертельная, надрывная, как вой волчицы. — Мы все ехали, ехали, ругались и вроде даже ненавидели друг друга. Потом машина сломалась, мы пошли пешком и еще больше ненавидели. Но вдруг поняли, что все это фигня. Знаешь, напускное, ненужное. Я часто слышала о людях, вынуждающих себя кого-то любить, но никогда не думала, что буду заставлять себя ненавидеть, когда совсем этого не чувствую. Понимаешь меня, Ваня? Он помотал головой, слишком пьяный и злой, чтобы понять. — Иногда в жизни должно что-то случиться. Хорошее. Или плохое. Такой перелом, понимаешь? Он помотал головой, мол, нет, не понимаю, потом закивал, понимаю, а в голове мелькнула бледным призраком мысль: дурак ты, Ваня, теленок лопоухий. Но мысль была слишком слабой и, толком не сформировавшись, растворилась. А он все слушал и слушал, как бандерлог питона Каа, мало-помалу поддаваясь магии этого голоса. — Не надо быть хуже, чем ты есть. Не нужно заставлять себя кого-то ненавидеть. Ты же хороший парень, Ваня, правда? Ты ведь не просто так тут оказался, да еще с оружием. У тебя что-то случилось. И потому ты такой злой, напуганный и несчастный. Но это все можно закончить, Ваня. Мы тебе поможем, правда. Только не делай ничего такого… что нельзя будет поправить, ладно? Голос, хорошо поставленный, с округлыми согласными и бархатными интонациями, плыл к нему, убаюкивая и усыпляя. Пальцы, сжимавшие автомат, вдруг стали ватными и слабыми. Ванька сонно заморгал и уже готов был сесть на скамейку у теплой, уютной печки, как вдруг в его затуманенной голове мелькнула четкая, ясная мысль. «Ах ты, сучка! Зубы мне заговариваешь!» — подумал он зло, и от этого сразу проснулся. — Ты чего меня лечишь, а? — гаркнул Ванька. — Что тут впариваешь? Сыночек помер, ах, какая жалость! А ну, встань! Он ткнул в ее сторону автоматом, и Ольга поднялась, боязливо отшатнувшись к дверям. В подполе завозился Алексей, дернул несколько раз крышку, а потом заорал что-то трудноразличимое. — Значит так, подруга, — сказал Ванька с нарастающей яростью. — Сейчас мы с тобой пойдем в кроватку, поняла? И ты сделаешь все, что я велю. А если нет, тогда… Он все тыкал и тыкал в ее сторону автоматом. Ольга пятилась к дверям, словно думала удрать в одном свитерке, с голыми ногами, и ее беспомощность Ваньке нравилась, ох как нравилась. Алексей в подполе вдруг отчаянно заколотился, отчего вилка согнулась почти пополам. — Эй ты, а ну успокоился быстро, — крикнул Ванька, не оборачиваясь. Его больше занимало лицо Ольги, застывшей на полпути к дверям и явно понимающей, что у нее нет шансов уйти. Ее молочно-белые колени светились в темноте, сводя с ума, а набат в штанах забухал с удвоенной силой, подстегнутый дикой первобытной страстью насильника. Ванька сделал шаг вперед и открыл рот, чтобы сказать пошлую фразочку, как вдруг Ольге на лицо упала темная капля. А затем еще одна. Ольга моргнула и вытерла щеку тыльной стороной ладони, недоумевающе глядя на руку, вымазанную темно-красным. Она осторожно поднесла руку к лицу и понюхала, а потом посмотрела на потолок и с ужасом отскочила в сторону. |