Книга Ключ Иоко, страница 12 – Варвара Еналь

В сторону двери.

Кто его знает, может, она подумала, что на моей щеке разрасталась какая-то заразная болезнь вроде стригучего лишая?

– Глазастик, свободное место только рядом с Мисниковой! – бодро крикнул Терещенко, светловолосый, низкорослый мальчишка, худющий, но с крепкими и быстрыми кулаками.

– Давай, Глазастик, Миска не страшная! – бодро добавил его сосед по парте, и они оба захохотали. Впрочем, учительница тут же решила помочь Даше.

Она прикрикнула на неугомонных весельчаков и посоветовала девочке пройти в конец класса и сесть рядом со мной. И еще пообещала, что наш классный руководитель что-то придумает насчет ее постоянного места.

И вот Даша двинулась в мою сторону. Она упорно продолжала таращиться себе под ноги, а ее плечи то поднимались, то опускались, словно их владелица пыталась собраться с силами. Наконец она устроилась рядом, но отодвинулась от меня как можно дальше. Я тоже не горела желанием общаться с девочкой, у которой глаза жили немного отдельно от лица.

На перемене ей задали жару.

– Глазастик, дай поносить очки!

– Глазастик, ты звезды можешь рассмотреть в свои телескопы?

И так далее. Фантазия моих одноклассников не знала границ, в этом я давно смогла убедиться.

Даша молчала, краснела, пыхтела, а потом и вовсе закрыла лицо руками.

Я молчала. Если честно, я наконец смогла расслабиться. Сегодня подшучивали не надо мной.

Желала ли я подружиться с Дашей? Нет. Потому что страстно и горячо надеялась стать нормальной и дружить с такими же нормальными ребятами. Меня и свои-то особенности пугали, что уж говорить про чужие. И потому я отсидела оставшиеся уроки, не сказав Даше ни слова. Лишь когда прозвенел звонок с последнего урока, я рывком вытащила из-под парты рюкзак и решительно проговорила:

– Пропусти меня, Глазастик.

Надо признать, в тот момент я чувствовала мерзкое удовлетворение, что сама могу сказать кому-то гадость, и ничего не могла поделать с этим чувством.

Даша Костикова в нашу школу больше не приходила. Говорили, что родители перевели ее в другую. Мои одноклассники даже не вспомнили про незадачливую девочку в больших очках, все слишком быстро вернулось на круги своя, и мне дали новое прозвище – стали называть Пятнистой.

Я почему-то вспомнила эту старую детскую историю, проснувшись в темной прохладной комнате. Вокруг стоял мягкий сумрак, разгоняемый светом множества толстых свечей, где-то недалеко потрескивали дрова в камине, распространяя запах смолы и древесной коры, а под моими пальцами находилось мягкое ворсистое одеяло.

Видимо, я долго спала, но, несмотря на продолжительный отдых, в голове все еще пульсировала боль, отдаваясь слабым покалыванием в висках.

Я села, одернула клетчатую рубашку и спустила ноги на пол. Джинсы покрылись пятнами и нуждались в стирке, как и плащ Иоко, сложенный на стуле с высокой резной спинкой. Машинально протянув руку, я подумала о Посохе и тут же ощутила тонкую резную палку в своих пальцах.

Что ж, стирать вещи с помощью Посоха я уже умела и отлично с этим справилась. Потом натянула джинсы, накинула плащ и прошлепала по каменному полу к створчатым дверям.

Все в этой комнате казалось темным, старинным и уютным. На каменных стенах поблескивали лаковые деревянные панели, украшенные по верху неизменной резьбой с воронами. Частый переплет на окнах пропускал мягкий лунный свет, серебривший каменные подоконники.

Шаги мои звучали гулко, пространство под высоким потолком неустанно повторяло каждое прикосновение подошв к каменному полу – и это были единственные звуки, что я слышала в пустой комнате, не считая мягкого потрескивания дров в камине.

Как было бы хорошо, если бы около огня сидел Иоко и творил свое привычное волшебство: пирог с рыбой или еще что-то в этом роде. Он бы повернул голову и глянул на меня пристально и проникновенно, как умел только он, и я снова почувствовала бы себя защищенной.

Всю мою сущность пронзила боль потери, потому что разум безжалостно напомнил, что Иоко далеко. Добраться до него я не могла, да и не представляла, как. Достойно сражаться за него тоже вряд ли получилось бы. И все, что осталось у меня от любимого парня, – это плащ, теплый, непромокаемый, согревавший меня долгими ночами странствий.

Как мне выручить Иоко? Как найти его в этом проклятом и чужом Безвременье, где все меняется каждый час, где невозможно разобраться, кто друг, а кто враг?

И куда это, интересно, подевались мои друзья-призраки? Где Хант? Где Ниса-Эви, Лука, Тимай, Миес и ее братья?

Комната, в которой я спала, больше походила на зал. Кровать находилась в самой середине – здоровенная, деревянная, с темно-красным, точно выдержанное вино, пологом, с мягкими одеялами из овчины и высокими подушками, наволочки которых покрывала искусная диковинная вышивка.

Камин с пылающими дровами располагался в противоположном конце, и до меня его тепло не доходило. Впрочем, в комнате не было холодно.

А высокая стрельчатая дверь с двумя створками находилась передо мной и вроде бы казалась близко, но все равно пришлось сделать с десяток шагов, прежде чем я смогла коснуться холодной ручки из темной меди. С этой ручки на меня таращился ворон с проницательным взглядом, и я невольно отдернула пальцы, вспомнив птичьи силуэты на Зыбкой двери. Он вдруг усмехнулся и подмигнул мне медным глазом, отчего я вздрогнула и выставила перед собой Посох.

– Ты не посмотрелась в зеркало, – проговорил вдруг он, и его голос показался настойчивым, с нотками металла.

Еще ни разу в жизни мне не приходилось разговаривать с дверными ручками!

Я растерялась, уставилась на очередное здешнее чудо, протерла глаза, дотронулась до двери Посохом и пробормотала первое, что пришло в голову:

– Тебя не существует. Ты – не то, чем кажешься.

– Я ручка двери, а ты – глупая девочка! – хрипло каркнул ворон и снова подмигнул мне блестящим глазом.

Надо заметить, выпуклая воронья голова на медном колпачке, начищенном до блеска, казалась верхом искусства.

– Тогда зачем тебе разговаривать со мной, если ты ручка двери? – собралась я наконец с мыслями.

– Скучно, знаешь ли, висеть тут без всякого дела. Последний раз в этой комнате ночевали очень давно. Больше тридцати лет назад здесь спал Им-Сиан, один из лучших представителей Вороньего рода, на этой самой кровати, и мы обогревали его, лечили его раны.

– Иоко спал тут тридцать лет назад? – Я уловила только эту информацию и уже таращилась на ручку так, словно общалась с живым человеком.

– Если быть точным, то тридцать два года и пять месяцев назад, – с готовностью сообщила воронья голова.

– Ты врешь, потому что времени нет! – сообразила вдруг я. – Не было никаких тридцати двух лет ни для кого! Время стоит, и все остается неизменным!