Книга Буря мечей, страница 197 – Джордж Мартин

— Мальчик, — подтвердила королева.

— Мальчик, — откликнулся сир Акселл.

— Я желал этому нечастному смерти, когда он еще не родился, — признался Станнис. — Самое его имя ранит мой слух и заволакивает темной пеленой мою душу.

— Отдайте мальчика мне, и вы больше никогда не услышите его имени, — пообещала Мелисандра.

Зато услышишь вопль, когда он будет гореть заживо, подумал Давос, но смолчал. Разумнее воздержаться, пока король сам не прикажет ему говорить.

— Отдайте мальчика в жертву Рглору, — продолжала красная женщина, и древнее пророчество осуществится. Ваш дракон пробудится и расправит свои каменные крылья. Тогда королевство будет вашим.

Сир Акселл опустился на одно колено.

— Молю вас, государь: пробудите дракона и заставьте изменников трепетать. Вы, как Эйегон, начинаете лордом Драконьего Камня и должны стать завоевателем, как он. Пусть заблудшие и переменчивые ощутят жар вашего пламени.

— Твоя жена молит тебя о том же, лорд-муж. — Селиса опустилась перед королем на оба колена, молитвенно сложив руки. — Роберт и Делена осквернили наше ложе и навлекли проклятие на наш брак. — Этот мальчик — гнусный плод их разврата. Сними его тень с моего чрева, и я рожу тебе много сыновей. — Она обняла ноги Станниса. — Это всего лишь бастард, рожденный от похоти твоего брата и позора моей двоюродной сестры.

— Он моя кровь. Отпусти меня, женщина. — Король освободился из жениных рук. — Может быть, Роберт в самом деле проклял наше брачное ложе. Он клялся потом, что не хотел позорить меня, что был пьян и не знал, чья это спальня. Но мальчик не виноват, какой бы ни была правда.

Мелисандра коснулась руки короля.

— Владыка Света любит невинных, и нет для него жертвы более драгоценной. Из чистого пламени и королевской крови возродится дракон.

От Мелисандры в отличие от королевы Станнис не отстранился. У красной женщины есть все, чего недостает Селисе: молодость, пышное тело и своего рода зловещая красота: лицо сердечком, медные волосы, необыкновенные красные глаза.

— Я хотел бы увидеть чудо ожившего камня, — неохотно согласился он. — И оседлать дракона. Я помню, как отец впервые взял меня ко двору. Роберту велели держать меня за руку. Мне тогда было никак не больше четырех, а ему, стало быть, пять или шесть. После мы сошлись на том, что король — воплощенное благородство, а драконы ужасны. — Станнис фыркнул. — Много лет спустя отец сказал нам, что в то утро на троне сидел не сам Эйерис, а его десница. Это Тайвин Ланнистер произвел на нас столь неизгладимое впечатление. — Пальцы Станниса прошлись по лакированным холмам на столе. — Черепа драконов Роберт снял, когда надел корону, но об их уничтожении и слышать не захотел. Драконьи крылья над Вестеросом стали бы…

— Ваше величество! — Давос двинулся вперед. — Могу ли я молвить слово?

Станнис умолк, скрежетнув зубами.

— Для чего же, по-твоему, я сделал тебя десницей, милорд? Говори!

«Воин, пошли мне отваги».

— Я мало что смыслю в драконах, а в богах и того меньше… но королева упомянула о проклятии. Никто так не проклят в глазах богов и людей, как проливающий родную кровь.

— Нет богов, кроме Рглора и Иного, чье имя запретно. — Рот Мелисандры сжался в твердую красную линию. — И лишь ничтожные люди проклинают то, чего не в силах понять.

— Да, я человек маленький, — согласился Давос. — Вот и объясните мне, скудоумному, зачем вам нужен Эдрик Шторм для пробуждения каменного дракона, миледи. — Он решил произносить имя мальчика как можно чаще.

— Только смертью можно заплатить за жизнь, милорд. Великий дар требует великого самопожертвования.

— Какое величие может быть в незаконнорожденном ребенке?

— В его жилах течет королевская кровь. Вы сами видели, что способна совершить даже малая толика этой крови.

— Я видел, как вы жгли пиявок.

— И после этого двое лжекоролей расстались с жизнью.

— Робба Старка убил лорд Фрей, а Бейлон Грейджой свалился с моста. При чем же здесь ваши пиявки?

— Вы сомневаетесь в могуществе Рглора?

Нет, Давос не сомневался. Он слишком хорошо помнил живую тень, вылезшую из чрева жрицы в ту ночь под Штормовым Пределом, помнил черные руки, вцепившиеся ей в ляжки. Надо ступать осторожно, чтобы и его не посетила такая же тень.

— Даже контрабандист способен отличить две луковицы от трех. Вам не хватает одного короля, миледи.

Станнис издал короткий смешок.

— Тут он тебя поймал. Двое — это не трое.

— Вы правы, ваше величество. Один король может умереть случайно, даже два… но три? Что вы скажете, если Джоффри тоже умрет — пребывая у власти, окруженный своей армией и Королевской Гвардией? Докажет ли это могущество Владыки и его волю?

— Возможно, — неохотно признал Станнис.

— А возможно, и нет. — Давос постарался скрыть свой страх как можно лучше.

— Джоффри умрет, — с безмятежной уверенностью провозгласила королева Селиса.

— Может статься, он уже мертв, — добавил сир Акселл.

— Разве вы ученые вороны, чтобы каркать поочередно? — раздраженно бросил Станнис. — Довольно.

— Послушай меня, муж мой… — взмолилась королева.

— Зачем? Двое — это не трое. Короли умеют считать не хуже контрабандистов. Можете идти. — И Станнис повернулся к ним спиной.

Мелисандра помогла королеве подняться, и та надменно удалилась, сопровождаемая красной женщиной. Сир Акселл успел напоследок взглянуть на Давоса. Экая гнусная рожа, а взгляд еще гнуснее.

Когда все вышли, Давос откашлялся. Король оглянулся на него.

— А ты почему еще здесь?

— Я насчет Эдрика Шторма, ваше величество…

— Довольно, — с резким жестом прервал его король.

— Он учится вместе с вашей дочерью, и они каждый день играют в Саду Эйегона.

— Знаю.

— Ее сердце будет разбито, если что-то дурное…

— И это я знаю.

— Если бы вы его видели…

— Я видел его. Он похож на Роберта. И боготворит его. Не рассказать ли ему, как часто его обожаемый отец о нем вспоминал? Мой братец любил делать детей, но после они ему только докучали.

— Он спрашивает о вас ежедневно, он…

— Не серди меня, Давос. Я не желаю больше слышать об этом бастарде.

— Его зовут Эдрик Шторм, ваше величество.

— Я знаю, как его зовут. Бывало ли у кого-нибудь столь же удачное имя? В нем отразилось все — его происхождение, высокое, хотя и незаконное, и сумятица, которую он несет с собой. Эдрик Шторм! Ну, вот я и сказал это. Удовлетворены вы, милорд десница?