Книга Вор и тьма , страница 68 – Сергей Куц

— Чего ж ты хочешь? — Гном подался чуть вперед. — Золота? Мы могли бы это устроить. Сколько нужно?

Я усмехнулся:

— Золото могу устроить себе сам. Или тебе. Сколько надо?

Барамуд широко заулыбался, торг у гномов в крови. Видно, что у их старых богов тоже, а вот эльф состроил довольно кислую физиономию.

— Мне нужно вытащить из Черного замка троих.

— Тени и священник?

— Они самые. — Я не удержался и добавил с дрожью в голосе: — Они живы?

— Не знаю, человече, — вздохнул гном, — но ежели найдешь их, то спасешь только двоих.

— Почему?

Слова гнома мне очень и очень не понравились. Возникшее напряжение сдавило виски.

— Покажи ему, — попросил эльфа Барамуд.

Крик достал из поясной сумы странный нож в две ладони длиной. С изогнутым клинком, напоминающим крестьянский серп, заточенный с внутренней стороны. Удивляла рукоять, она была сделана для хвата одной рукой, но как держать этот нож, если боковины рукояти выпирали с каждой стороны тремя шипами. Вероятно, острыми, потому как перворожденный держал нож только за стальной клинок.

— Что это?

— Коготь, — ответил Барамуд.

Насколько видно при свете трех горящих свечей, металл клинка имел сероватый оттенок, а рукоять белая, костяная. Какому зверью прежде она принадлежала?

— Этот нож из наших времен, — молвил Барамуд. — Он укроет от магии Низверженого.

— Хорошо. Но мы говорили, как выручить из Черного замка троих, — со злостью в голосе произнес я. Нет уж, гноме, не увиливай от ответа.

— Не торопись, — сказал Барамуд, — тебя ищут, да и нас тоже. Здесь, в этом доме, можно не бояться магии и ищеек Низверженного, но как только выйдешь наружу… — Гном чиркнул указательным пальцем по горлу. — Коготь укроет тебя и еще двоих от чужой магии и глаз.

— Лишь троих?

— Верно, — кивнул гном, — еще с одним не сдюжит. Тебе выбирать, кто им окажется.

— Кровь и песок! — Я присовокупил к ругательству еще несколько выражений покрепче, почти с ненавистью глядя на нож в руках Крика. — Как устроена его защита? Нужно держать все время при себе?

— Само собой, но не только.

— Что еще? — раздраженно буркнул я.

— Коготь принадлежит Немому богу.

— Крику? И что же, он не даст его?

Перворожденный глядел на меня с неприкрытой брезгливостью. Чтоб тебя, ушастый! Чего тебе надо?

— Дать-то он даст, — вздохнул гном, — токмо дух, который заточен в ноже, поможет тебе лишь за услугу для его хозяина.

— Ты говоришь как балаганный фокусник, — съязвил я.

— А ты зубоскалишь, как перепивший шут, — тут же нашелся Барамуд.

Против воли я улыбнулся. Злость и напряжение вновь покидали меня. Гномья рожа тоже растянулась в ухмылке, даже эльф чуть скривил губы.

— Так что ж вы хотите? — начал я. — Слов проклятия над перстнем Бога Сына?

— Возьми Коготь, — хрипло произнес Барамуд.

Перворожденный поднялся со стула и протянул мне нож.

— Бери за рукоять, — сказал гном.

Я с опаской притронулся к костяной рукояти.

— Не тушуйся, человече.

Когда ладонь коснулась шипов, едва не отдернул руку, ожидая уколов. Но ничего, шипы только с виду казались острыми. Я крепко сжал нож в правой руке — наконечник изогнутого клинка был нацелен мне в живот.

Эльф отступил к табурету и кивнул гному. Звякнув кольчугой, гном тоже поднялся.

— Коготь ждет твоей клятвы.

Иного уже и не могло быть.

— Говори, — сказал я.

— Я, рекомый Николасом Гардом, призываю к защите от чужих глаз, — заговорил Барамуд.

Помедлив, я все же начал повторять. Клятва немудреная, только выдавливал из себя каждое слово с превеликим усилием. Кровь и песок! Я отдавал себя в руки чужих и могущественных сил. Вдруг понял, что рассказ Барамуда — вовсе не ложь. Древняя война богов становится и моей! Но яснее ясного — не могу сражаться с Низверженным в одиночку. Проклятье! Там, на вершине башни, я был обречен и беспомощен!

— Клянусь на крови, что не покину Сарн Адаб по своей воле, пока не произнесу проклятие над перстнем Бога Сына.

Я произносил слова клятвы вслед за гномом, и едва замолчал, как все вокруг меня померкло, окунулось во мрак. В голове загудело, как после крепкого удара, из глаз посыпались искры. Во рту почувствовал солоноватовый привкус крови.

Встряхнувшись, снова увидел каморку с побеленными стенами, стол, три свечи, эльфа и гнома. Правая ладонь, которой сжимал Коготь, вся в крови. Проклятые шипы все же изрезали руку!

— Ты видел! — выдохнул Барамуд, широко раскрыв глаза. — Он принял его!

Я рухнул на кушетку и без сил повалился на спину. Осторожно сжал руку, но боли нет. Шипы на рукояти вновь утратили остроту.

— Что ты сказал, гном? — Я заставил себя подняться, чтобы оторвать от простыни кусок ткани. — Кто кого принял?

Перворожденный жестами что-то втолковывал своему компаньону. Взор эльфа буквально сиял, он даже улыбался. Досель ликующего Крика видеть не доводилось. Заметив, что я пытаюсь приложить к кровоточащей ладони импровизированный бинт, перворожденный помог перевязать ладонь.

Не знаю, что больше поразило — магия ножа, что обрушилась на меня после клятвы, либо участие перворожденного.

— Жив ты там? — Гном подступил ближе, уперев лапищи в бока.

Барамуд оглядывал меня, словно толстый пушистый кот-переросток — огромную крынку со сметаной. Я же косился на эльфа и гнома с неприкрытой подозрительностью: не к добру их радость.

Крик и Барамуд явно торжествовали и чихать хотели на мою мнительность. Проклятье! Не очень-то они походят на богов, пусть и бывших. Снова в душу закралось подозрение. К черту! Зато Коготь, похоже, настоящий артефакт, и он укроет своей магией. Но лишь троих.

Троих! Кого бросить? Лилит или Велдона? Я и не помышлял, что лишней может оказаться Алиса, об этом не может быть и речи. Но кто? Юная девушка или церковник, в голове которого поселился безумный чернокнижник? Томас Велдон слишком ценен, только согласится ли он бросить в Черном замке дочь? Нет, не согласится, и в этом никаких сомнений. Ни на йоту!

— «Жив?» — спросил и я, переводя взгляд с лежащего подле меня ножа на гнома. — А что? Должен был помереть?

— Запросто, — растянулся в добродушной улыбке гном, его ничуть не покоробила очередная порция моей ругани. — Но ты цел и невредим. Первая кровь очень сильна в тебе.

— Мне говаривали, — вспомнилась беседа в подземной тюрьме с великим магистром, — что первая кровь означает благорасположенность к магии.